93  

– Глупости! – фыркнула она. – В большинстве случаев преступнику достаточно бежать, особенно если с жертвой его ничего не связывает. Если произошло ограбление, то надо бежать; если убийство на почве страсти… Тогда, боюсь, выражение «не связывает» теряет смысл. – Она пожала плечами. – И все же какова предусмотрительность! Убить, засунуть тела в чулан, явиться на следующий день или через день под видом перевозчиков… Потом мужчина незаметно вытащил трупы, к примеру, завернув их в ковер, а женщина замыла или стерла все следы крови – помнишь, дворник говорил, она убиралась здесь. А чтобы усыпить бдительность дворника, они заплатили ему все, что была должна Юлия Ларионовна, придумали историю о том, что она переезжает к какому-то богачу, и исчезли… Нет, нет и еще раз нет! Для преступления на любовной почве все произошедшее слишком хладнокровно, слишком обдуманно. Значит, либо месть, либо что-то еще. Все делалось ради какой-то очень серьезной цели, иначе просто не стоило бы прилагать столько усилий. – Она поглядела на Антошу и улыбнулась. – Ну ничего, с помощью сыскного отделения или нет, но мы найдем этих… этих господ. Пойдем-ка поговорим еще с дворником о том, что собой представляли перевозчики. Сдается мне, что если мы их отыщем, то найдем и убийц.

Антоша погасил лампу, которая светила еле-еле, и поставил ее на стол. Амалия заперла чулан и подождала своего спутника у выходной двери.

– Как ужасно! – с горечью проговорил Антоша, когда они были уже снаружи. В ответ Амалия взяла его под руку.

– Можешь мне поверить: то, с чем мы столкнулись, – еще не самое ужасное из того, что случается в жизни, – сказала она. – А вот и наш дворник!

Дворник разговаривал с каким-то взволнованным господином – судя по одежде, мелким чиновником. Завидев Амалию и ее спутника, дворник осклабился и кивнул им, как старым знакомым. Он уже успел сквозь окно заметить, что они перерыли все во флигеле, и преисполнился почтения к господам, которые намерены вот так серьезно, любой ценой вернуть себе то, что им была должна исчезнувшая невесть куда Юлия Ларионовна.

– И, сударь, нечего расстраиваться, – сказал дворник чиновнику. – Не вы один госпожу Лебедкину ищете. Вон госпожа и ее брат тоже найти ее не могут. Отыщется она, непременно отыщется!

– Правда? – обрадовался господин, подбегая к Амалии. – Вы тоже имели честь знать Юлию Ларионовну? – Он сдернул с головы фуражку. – Позвольте представиться – Белоголовцев Илья Андреевич. И у вас нет никаких сведений, где она сейчас может быть?

Он был маленький, узкоплечий, ростом ниже Амалии и к тому же, несмотря на молодость, почти совершенно лысый. Движения у него были суетливые, мелкие, губы улыбались, но в глазах застыла мольба. Антоша поглядел на него сверху вниз и сурово подумал, что мужчина смахивает на бестолковую курицу.

– К сожалению, Илья Андреевич, не могу вам ничего сказать, – ответила Амалия. – Мы бы тоже дорого дали, поверьте, чтобы знать, где она теперь.

Но господин Белоголовцев не унимался. Он повторил несколько раз, что очень уважает… ценит Юлию Ларионовну… и ее доброе сердце… Она такая женщина, ах, такая женщина! Амалия мило улыбалась и кивала головой. Баронесса уже видела, что в присутствии поклонника госпожи Лебедкиной ей точно не удастся расспросить дворника, и решила, что вернется сюда завтра утром, а пока отправится в гостиницу, чтобы отдохнуть и как следует обдумать свои последующие шаги.

– И она так неожиданно уехала… – бормотал чиновник. – Никого не предупредила! Воля ваша, но это странно… особенно по отношению к друзьям…

«Да, надо же будет еще отправить телеграмму Казимиру, чтобы он немедленно ехал в Москву, – подумала Амалия. – Интересно, что ему рассказал Саша?»

Она кивнула Белоголовцеву на прощание и удалилась вместе с Антошей, щурясь из-под шляпки на солнечные лучи. Чиновник постоял на тротуаре, глядя ей вслед и комкая в руках фуражку. Почему-то он только теперь вспомнил, что странная дама не назвала ему своего имени. Да и по манерам она плохо подходила к тому кругу, в котором имела обыкновение вращаться Юлия Ларионовна. Однако Илья Андреевич не стал задерживаться на мелькнувшей мысли и вновь направился к дворнику, рассчитывая все же вытянуть из него сведения о так некстати исчезнувшей госпоже Лебедкиной.

10

– Ах, – стонал Казимир на следующий день, – как я устал! У меня болит все тело, все, все! Я разбит, я старая развалина, я ни на что больше не гожусь! Меня загнали, да, совершенно загнали! – Он свирепо покосился на Амалию, которая сидела за столом, как ни в чем не бывало, и допивала кофе. – А все ты, племянница, со своими поручениями! Как будто нельзя было послать к Зимородкову кого-нибудь другого! Как же треклятый вагон грохотал – мне полночи мерещилась Кукуевка![36] Ах! Несчастный я человек!


  93  
×
×