110  

Хорошо-то как на свободе! Знал, что выйдет. Камеру ему Ковалев организовал одиночную. Но все равно – нары, параша, бурда вместо еды, душ раз в неделю. Такая тоска накатила, буквально на следующий день запросился:

– Тимофей Аркадьевич, выпустите, дома сидеть буду, честное слово.

– Не положено. Можем все испортить, – сказал следователь. И назидательно поднял палец: – Ты посиди. О жизни подумай. Тебе полезно. Не сделаешь выводов – опять сюда попадешь. Только уже по-настоящему.

Выводов, конечно, Дмитрий никаких не делал. Все мысли были об одном. Ира думает, что он убийца. Он все объяснит. Она поймет. Но вот сейчас, в эти минуты, Ира его ненавидит, проклинает, сходит с ума. И ничего нельзя сделать, ничего… А хочется. Почему-то очень хочется, чтобы ее огромные глазищи сияли от счастья. И чтобы она таяла в его объятиях. И, выждав, пока он отвернется, украдкой отправляла в рот малюсенький кусочек шоколадки.

Дмитрий планировал принять душ, а затем сразу же позвонить Ирине, но еще на ступенях услышал: телефон просто разрывается.

«Наверное, девчонки из агентства. Может, уже по телевизору сообщили, что Перьева взяли», – думал Дмитрий, снимая трубку.

– Папочка! Тебя отпустили! – залепетал детский голосок. – Я верила! Я сто раз в день тебе звонила! Я знала, что ты никого не убивал. Мама хорошая. Ты бы не стал, я знаю, что не стал.

– Девочка, ты ошиблась номером? Или если это шутка – то она неудачная.

– Папочка, это я! Лера Суханова! Я разговор слышала. Мама сказала тете Лике, что ты мой отец.

Когда Дмитрий обрел дар речи, то только и мог сказать:

– Мама правда так сказала? Лера, повтори. Она так сказала?!

Глаза почему-то защипало…

6

– … Pappy, les garsons a l’ecole m’embetaient encore, ils disaient que je n’ai pas de pere. Apres la classe j’ai attrape l’un et je l’ai cogne![31]

– Tu as bien fait Nicolas. Ton pere est mort dans un accident d’avion. Tu dois savoir te defender.[32]

С дедушкой хорошо. Они разговаривают только по-французски. И дед знает много историй, от которых мороз по коже. Все его рассказы выучены уже наизусть. Но все равно хочется слушать их снова и снова.

– Так, значит, наша настоящая фамилия Перье? – спрашивает Ник, уютно устроившись на диване рядом с дедушкой. – А тебя зовут не Антон?

– Нет, милый, Антуан Лораном. Так сложилась жизнь. Моя мама, твоя прабабушка, умерла в концентрационном лагере Дранси. Нас с братом разлучили. Франсуа остался в Париже, а меня отправили в Аушвиц.

– Освенцим?

Дед печально кивает. Ему сложно говорить о пережитом, но он всегда откровенен. Так как считает, что внук должен знать все. Трагическая история семьи не должна раствориться во времени.

– Да, Освенцим. Но фашисты называли лагерь смерти Аушвицем. Это в Польше, недалеко от Кракова. Я бы умер там от побоев и голода, если бы не Сара Гольдберг. В тот день, когда меня привезли в лагерь, ее сына отправили в крематорий. Ему, как и мне, было всего шесть лет. Она спасалась заботами обо мне. Она спасла меня… После войны мы вернулись в Россию, на родину Сары. Говорить о том, что я француз, было опасно. Из Антуан Лорана Перье я стал Антоном Перьевым. И, хотя мысли об оставшемся во Франции отце преследовали меня постоянно, я не мог расстаться с Сарой, ставшей мне матерью.

Потом я вырос, встретил и полюбил твою бабушку…

Дед продолжал говорить, но Ник уже не прислушивался к его словам. Он – француз! Как это здорово! Родина мушкетеров – его родина, далекая, неведомая, и от этого еще более притягательная. Как жаль, что дедушка запрещает рассказывать об этом мальчишкам в школе. Они бы точно умерли от зависти!

– Когда открыли границу, дедушка был уже очень болен, – продолжил свой рассказ Ник, с наслаждением потирая затекшие от наручников запястья. – Но все же мы с ним съездили во Францию, и там нам повезло. Младший брат деда, Франсуа Перье, был жив. Мы разыскали его, встретились. Он показал нам дневники своего отца, моего прадеда. Это казалось невозможным. Дедушка тоже был в шоке. Он и представить себе не мог, что его отец был парфюмером. Он почти не помнил свою жизнь во Франции, и отец запомнился ему развешивающим картины в художественной галерее.

Тимофей Аркадьевич снял очки и недоуменно поинтересовался:

– А к чему столь долгий рассказ?

– Мой прадед – автор знаменитых духов «Chanel № 5».

– И что?

Ник раздраженно посмотрел на следователя. Как можно не понимать! Это уникальные духи. Самые известные в мире. Прадед любил Габриэль Шанель. Он боготворил эту женщину. Она заработала на его таланте миллионы. И палец о палец не ударила, когда их семью разрывали, уничтожали, мучили!

  110  
Предыдущая страница Следующая страница
×
×