Лощина

— Потому что моя карьера была гораздо важнее вашей! Медициной может заниматься любой!

Он вспылил:

— Думаете, вы так оригинальны, как вам представляется?

— Вы хотите сказать, что я не достигла больших успехов? Возможно. Но я этого еще добьюсь!

Джон посмотрел на нее и понял, что она его совершенно не интересует.

— Я этому не верю, — сказал он. — Вам многого не хватает, Вероника. Вы хотите иметь все, все. Абсолютно все! Но у вас нет необходимой щедрости. Вы думаете только о себе. Поэтому вы никогда не достигнете вершин в искусстве.

— Я заставлю вас пожалеть об этом! — заявила она спокойно.

Он встал и пошел к двери.

— Я не хотел вас обидеть, Вероника. Вы очаровательная женщина, и я вас очень любил. Неужели мы ничего не сохраним?

— До свидания, Джон. Нет, мы ничего не сохраним Вы это скоро узнаете! Я вас ненавижу! Я даже не предполагала, что способна так ненавидеть!

Он пожал плечами:

— Мне очень жаль, прощайте!

Джон медленно шел по дороге в «Долину». У пруда стояла скамейка, он сел на нее и стал думать. Возможно, он был слишком суров с Вероникой, но он ни о чем не жалел. Он судил о ней без всякого пристрастия. В этой женщине было мало хорошего. Лучшее, что он сделал в своей жизни — это то, что он вовремя сбежал от нее. Кем бы он стал, если бы остался с ней?!

У Джона было чувство, что он начинает новую жизнь. Он вырвался из объятий прошлого. Конечно, последние годы он был трудным человеком, портил жизнь своим ближним. Он дал себе обещание лучше относиться к бедной Герде, она всегда так старается идти навстречу всем его желаниям. Он постарается не быть тираном по отношению к Генриетте. Она, конечно, все равно всегда поступала по-своему и была выше любых скандалов. Но надо стараться избегать этих приступов гнева. «Пойду и расскажу ей обо всем», — подумал Джон.

Легкий шум заставил его насторожиться. Где-то далеко в лесу раздавались выстрелы охотников. Вблизи лес жил своими знакомыми шорохами и звуками. Этот, почти неуловимый, шум отличался от других. Он был чужой, посторонний, не на своем месте, как щелчок…

Внезапно у него появилось острое чувство опасности. Сколько времени он здесь? Полчаса час, может быть, больше? Кто-то за ним следит. И что это за щелчок? Этого не может быть…

Он быстро обернулся, но недостаточно быстро. Он широко раскрыл глаза в величайшем изумлении, но не успел ничего сказать — грянул выстрел. Он рухнул на землю, на левой стороне груди быстро стало увеличиваться бурое пятно, потекла струйка крови…

Глава XI

Эркюль Пуаро указательным пальцем сбил пылинку с лацкана пиджака. Он долго одевался к завтраку в «Долине» и остался доволен результатом.

Он прекрасно знал, как принято одеваться в Англии, какой костюм подходит утром в воскресенье в деревне, но у него были свои взгляды на этот счет. Он систематически уклонялся от британских законов элегантности и одевался по своему вкусу и усмотрению. Он не был английским джентльменом, он был Эркюлем Пуаро.

Он действительно не любил деревню. Но все же дал себя уговорить и купил маленькую виллу.

Дом нравился ему только своей формой — он напоминал куб. Окружающий пейзаж его совершенно не интересовал, хотя эти места славились своей красотой. Природе очень не хватает симметрии. Деревья раздражали его своей отвратительной привычкой терять листья осенью. Тополя, ровно стоящие вдоль аллеи, — это еще ничего. Но лес, где бук и дуб растут так, как им заблагорассудится, — это нелепо! Такой ландшафт больше всего нравился ему из окна автомобиля, едущего по хорошей дороге. Тут даже можно было бы воскликнуть: «Какой очаровательный пейзаж!», и вернуться в комфортабельную гостиницу.

В своих новых владениях Пуаро больше всего любил огород с симметричными, хорошо ухоженными грядками. Об этом заботился Виктор, садовник бельгиец. Его жена Франсуаза прекрасно готовила и доставляла большое удовольствие своему хозяину, умевшему ценить вкусную еду.

Эркюль Пуаро вышел из дому, бросил взгляд на свои начищенные черные ботинки, поправил шляпу и осмотрелся. Как всегда, он поежился при виде «Голубятни». Его вилла «Покой» и соседняя «Голубятня» были построены двумя соперничающими архитекторами, первоначальные идеи которых были основательно урезаны энергичным вмешательством национального общества по сохранению ландшафта. Два дома представляли две школы: современную — «Покой», коробка под крышей, навевающая тоску. «Голубятня», напротив, сочетала в себе четыре или пять стилей в довольно экстравагантной комбинации.