122  

Шатогерен вздохнул, на какое-то время замолк. Баронесса ждала, не нарушая тишину. Наконец последовало продолжение:

– И увидели, что Руперт застрелился возле ее тела. Весь их прекрасный, продуманный до мелочей план полетел к черту, потому что они не предусмотрели лишь одно – влюбленного человека, кронпринца Руперта, который не захотел без Мари жить. Брюкнер говорил, что Эстергази совершенно потерял лицо… Он кричал на барона, барон кричал на Карела Хофнера, который убил Мари… Альберт стал на защиту брата… Но делать было нечего. Они оказались в чудовищном положении. Не потому, что убили хорошую девушку и тем самым вынудили застрелиться несчастного молодого человека, а потому, что у них на руках был мертвец королевской крови и вдобавок его мертвая любовница… Однако Эстергази не собирался сдаваться. Он сразу же придумал, что именно они будут говорить королю, королеве, германскому императору, которому вряд ли понравится, что его племянница Стефания осталась вдовой. Главное – ни слова об убийстве девушки. Тело Мари тайком похоронили в каком-то богом забытом монастыре. Но служанка, шпионившая для Эстергази, обнаружила черновики письма, которое Мари послала четырем людям: матери, двум близким подругам и галантному рыцарю, Шарлю де Вермону, в которого когда-то была влюблена. Кстати… Бьюсь об заклад, он уже давно о ней забыл.

– И люди Эстергази перехватили все письма, – проговорила Амалия. – Все, кроме одного.

– Да. Мари не знала, что Шарль уже вернулся во Францию, и написала в Африку, в его полк… Письмо ездило из одного места в другое, пока не нашло его эдесь, в санатории. Вспомните, вы в тот день разносили письма и уронили их… Я помог вам их собрать – и вдруг на одном из конвертов узнал почерк Мари. Я ведь не видел ее… так давно не видел… Я не утерпел, пробрался в комнату шевалье, аккуратно открыл письмо и прочитал. Оно привело меня в ужас. Я хотел как следует обдумать его… Бедная девушка… в конце концов, ей все могло померещиться, Мари всегда была склонна к фантазиям. Я вернул письмо на место – и оно исчезло. Все ломали голову, кто мог его взять, а я вспомнил, что однажды видел, как мадам Карнавале тайком просматривала почту шевалье. Тогда я не придал этому значения, но теперь… Я не выдержал, подошел к ней, когда она сидела на берегу, и потребовал отдать письмо. Старуха взглянула на меня своими хитренькими колючими глазками и стала уверять, что ни про какое письмо не знает. А потом, когда я стал настаивать, попыталась меня ужалить своим гнусным языком, намекнула… Я ведь любил Мари, – беспомощно проговорил виконт де Шатогерен. – Очень любил. Но моя мать не пережила бы, если бы я женился не на аристократке… А моя жена умерла от чахотки. И я поехал в Африку, чтобы все забыть.

– И вы даже не пытались жениться на Мари?

Шатогерен хмуро покосился на Амалию:

– Дело ведь было не только в моей матери, но и в матери Мари тоже. Какая-то цыганка сделала ей предсказание: ее дочь войдет в историю вместе с человеком королевской крови. Поэтому ее мать не хотела даже слышать обо мне.

Амалия покачала головой:

– Не обессудьте, но, по-моему, ей выпал худший из всех способов войти в историю.

– Не могу не согласиться, – отозвался Шатогерен. – Если бы не то предсказание, наверное, я бы сумел уговорить мать… или вообще не стал бы ставить ее в известность… Знаете, когда я видел, как Эдит здесь, в санатории, гадает на картах, меня так и подмывало свернуть ей шею.

– Может быть, лучше вернемся к мадам Карнавале? – подтолкнула рассказчика к нужной теме Амалия.

– Я не хотел ее убивать, – признался Шатогерен. – Но после слов старухи ни капли не жалел, что так получилось.

– А ночью вы обыскали комнату пациентки и нашли письмо. Что было потом?

– Потом я стал думать, что мне пора взять отпуск, – отозвался Шатогерен. – Хотел поехать в Богемию, найти Брюкнера и барона Селени, вызвать их на дуэль и убить. К тому времени я уже не сомневался, что Мари нет в живых, что они убили ее. И тут к нам является посетитель и просит доложить, что к баронессе Корф прибыл… барон Селени. Выходит, судьба уже все решила за меня. И я послал ему записку от вашего имени – мне нравилась мысль выманить его так же, как заговорщики когда-то выманили Мари. Он умер не сразу, но сначала сказал мне остальные имена. Селени тоже, как и вы, думал, что я работаю на французов… или на англичан… Он никак не мог взять в толк, что это мое личное дело. Все складывалось как нельзя лучше, потому что Эстергази привез свою жену в Ниццу, чтобы Гийоме ее обследовал, а Гийоме ничего у нее не нашел… и передал пациентку мне. Конечно, я сразу же узнал королеву, и то, что почти все мои враги оказались в ее свите, меня вполне устроило. Но уже тогда я решил, что не буду драться ни на каких дуэлях, а просто убью их, как они убили Мари. Большего они и не заслуживали. Я стал думать о разных лекарствах, которые в определенной дозе превращаются в яд, но все они могли привести ко мне, потому что я врач. И вдруг я вспомнил о яде змеи, который привез с собой из Африки для исследований. Но яд был старый, я сомневался, что он сохранил былую силу… Надо было на ком-то его испытать. Я хотел дать его кошке, но… мне было жаль убивать животное.

  122  
×
×