97  

– В самом деле? – расцвел Севенн. – Кстати, вы еще не слышали о мадам Ревейер? Она уже передумала и просится обратно, но мест уже нет… И кто ее просил уезжать, спрашивается? – Врач прищурился, со значением глядя на Нередина. – Кажется, вы завтра собираетесь на прогулку? Не забудьте одеться потеплее. При такой погоде, как нынче, днем вполне возможен дождь. Впрочем, насколько мне известно, все будет проходить недалеко от санатория, так что вы успеете вернуться. Да, и не забудьте сейчас измерить температуру! Вы же знаете, как месье Гийоме следит за состоянием своих больных!

Глава 35

Лестница, отдаленно похожая на ту, что в их санатории, ведет на второй этаж.

Но лестницы больше нет. Есть лишь лавка, просто пыльная лавка, заваленная старинными фолиантами, куда не проникает солнечный свет.

Перед прилавком стоит человек в лохмотьях, высокий, плечистый, с веселыми глазами и ямочками на щеках. На боку у него сабля, и лохмотья его смахивают на какую-то странную военную форму. Он улыбается, отвешивает поклон – и исчезает…

Это сон, понимает во сне Амалия. Всего лишь сон.

Книга с прилавка летит ей в руки или как-то оказывается в ее руках – неважно. Удивленная, Амалия открывает ее.

Из книги выскакивает горбун с остренькими глазками, которые поблескивают сквозь длинные пряди волос. Он хихикает, вертится, потирает ручки и шаркает ножкой. Ростом горбун менее ребенка.

Амалия оборачивается и только сейчас замечает возле себя женщину в напудренном парике, с розой в руке, с зелеными глазами и строгим неулыбчивым лицом. Амалия сразу же догадывается, что это ее прабабушка, знаменитая Амелия с портрета, который хранится в их семье.

Амалия хочет у нее спросить, что она делает здесь, в Антибе, в лавке букиниста, но неожиданно просыпается с сильно бьющимся сердцем.

…Поглядев на столик возле изголовья, баронесса Корф увидела на нем тот самый том «Сентиментального путешествия», в котором стояла подпись ее прабабушки и который так изуродовали последующие владельцы. Ну да, она листала книгу перед тем, как заснуть… наверное, именно поэтому прабабушка, о которой Амалия думала, и попала в ее сон.

В окно смотрела золотоглазая луна, часы показывали третий час ночи. Вздохнув, Амалия повернулась на другой бок и, поудобнее подтянув одеяло, снова уснула.

И не слышала осторожного стука в дверь, который раздался примерно в половине восьмого утра. Натали Емельянова, которая стояла у двери, постучала еще раз, погромче. Никто не ответил.

– Вы же знаете, баронесса любит вставать поздно, – заметила Эдит, которая проходила по коридору.

– Да, – сердито ответила Натали, – но хоть сегодня она могла встать пораньше!

Досадуя на себя, девушка спустилась вниз, где уже собрались поэт, Шарль де Вермон, Мэтью Уилмингтон и Шатогерен, который возился со своим чемоданчиком.

– Если кто-то будет ранен, мы доставим его в санаторий, – сказал Рене Севенну, наблюдавшему за приготовлениями к дуэли, и молодой врач уважительно наклонил голову.

Натали заметила пытливый взгляд Шарля и поспешно подошла к нему.

– Госпожа баронесса не отвечает, – сказала сухо. – Должно быть, еще спит. Доктор Гийоме говорит, что здоровый сон так важен для пациентов…

Но, взглянув на обескураженное лицо Шарля, Натали сразу же пожалела о своих словах.

– Может быть, вы хотите что-нибудь ей передать? – спросила Натали.

Шевалье покачал головой.

– Я хотел, чтобы она подарила мне красную розу, – тихо сказал он. – На прощание.

Шатогерен нахмурился. Уилмингтон, казалось, пребывал в смущении.

– Подождите! – внезапно воскликнула Натали и бегом бросилась в сад.

Через несколько минут она вернулась, неся с собой красную розу.

– Вот, – сказала она, вручая цветок Шарлю. – И… и желаю вам удачи, шевалье.

– Мне она очень понадобится, – буркнул тот.

И, не произнеся больше ни слова, направился к двери. Следом за ним зашагали секунданты и доктор с чемоданчиком.

Выйдя за ворота, Шарль размахнулся и бросил розу в кусты. Шатогерен, наблюдая за ним, только покачал головой.

– Надо было все-таки ее разбудить, – проворчал он с ноткой неодобрения в голосе.

Четверо мужчин двинулись к тенистой роще неподалеку от берега, в которой была назначена сегодняшняя дуэль.

Рудольф фон Лихтенштейн привел на место братьев Хофнер с истинно немецкой пунктуальностью – ровно в восемь часов. Карел презрительно улыбался, Альберт поглядывал на часы и деликатно позевывал. Видно было, что он нисколько не опасается за исход поединка для своего брата.

  97  
×
×