Убийство в Восточном экспрессе

— Не откажите сообщить ваше полное имя и ваш адрес в Америке.

Секретарь продиктовал свое полное имя — Гектор Уиллард Маккуин — и свой нью-йоркский адрес.

Пуаро откинулся на спинку дивана.

— Пока все, мистер Маккуин, — сказал он. — Я был бы очень вам обязан, если бы вы некоторое время хранили в тайне смерть мистера Рэтчетта.

— Его лакей Мастермэн все равно об этом узнает.

— Скорее всего, он уже знает, — недовольно сказал Пуаро. — Но если и так, проследите, чтобы он попридержал язык.

— Это совсем нетрудно. Он англичанин и, по его собственным словам, «с кем попало не якшается». Он невысокого мнения об американцах и вовсе низкого о представителях всех других национальностей.

— Благодарю вас, мистер Маккуин.

Американец ушел.

— Ну? — спросил мсье Бук. — Вы верите тому, что вам рассказал этот молодой человек?

— Мне показалось, что он говорил откровенно и честно. Будь он замешан в убийстве, он наверняка притворился бы, будто любил своего хозяина. Правда, мистер Рэтчетт не сообщил ему, что он старался заручиться моими услугами, но мне это обстоятельство не кажется подозрительным. Сдается, покойник отличался скрытным нравом.

— Значит, одного человека вы считаете свободным от подозрений, — бодро сказал мсье Бук.

Пуаро кинул на него полный укора взгляд.

— Нет, нет, я до последнего подозреваю всех, — сказал он. — И тем не менее должен признаться, что просто не могу себе представить, чтобы Маккуин — сама трезвость и осмотрительность — вдруг настолько вышел из себя, что нанес своей жертве не меньше дюжины ударов. Это не вяжется с его характером, никак не вяжется.

— Да, — задумчиво сказал мсье Бук. — Так мог поступить человек в припадке ярости, чуть ли не бешенства, что скорее наводит на мысль о латинянине или, как утверждает наш друг, начальник поезда, о женщине.

Глава седьмая

Труп

Пуаро в сопровождении доктора Константина прошел в соседний вагон и направился в купе, где лежал убитый. Подоспевший проводник отворил им дверь своим ключом.

Когда они вошли в купе, Пуаро вопросительно глянул на своего спутника:

— В купе что-нибудь переставляли?

— Нет, ничего не трогали. При осмотре я старался не сдвинуть тела.

Кивнув, Пуаро окинул взглядом купе.

Прежде всего он обратил внимание на то, что купе совсем выстыло. Окно в нем было распахнуто настежь, а штора поднята.

— Брр… — поежился Пуаро.

Доктор самодовольно улыбнулся.

— Я решил не закрывать окно, — сказал он.

Пуаро внимательно осмотрел окно.

— Вы поступили правильно, — объявил он. — Никто не мог покинуть поезд через окно. Вполне вероятно, что его открыли специально, чтобы натолкнуть нас на эту мысль, но, если и так, снег разрушил планы убийцы. — Пуаро тщательно осмотрел раму. И вынув из кармана маленькую коробочку, посыпал раму порошком. — Отпечатков пальцев нет, — сказал он. — Значит, раму вытерли. Впрочем, если бы отпечатки и были, это бы нам мало что дало. Скорее всего, это оказались бы отпечатки Рэтчетта, его лакея и проводника. В наши дни преступники больше не совершают таких ошибок. А раз так, — продолжал он бодро, — окно вполне можно и закрыть — здесь просто ледник.

Покончив с окном, он впервые обратил внимание на распростертый на полке труп. Рэтчетт лежал на спине. Его пижамная куртка, вся в ржавых пятнах крови, была распахнута на груди.

— Сами понимаете, мне надо было определить характер ранений, — объяснил доктор.

Пуаро склонился над телом. Когда он выпрямился, лицо его скривилось.

— Малоприятное зрелище, — сказал он. — Убийца, должно быть, стоял тут и наносил ему удар за ударом. Сколько ран вы насчитали?

— Двенадцать. Одна или две из них совсем неглубокие, чуть ли не царапины. Зато три из них, напротив, смертельные.

Какие-то нотки в голосе доктора насторожили Пуаро.

Он вперился в коротышку грека: собрав гармошкой лоб, тот недоуменно разглядывал труп.

— Вы чем-то удивлены, не правда ли? — вкрадчиво спросил Пуаро. — Признайтесь, мой друг: что-то вас озадачило?

— Вы правы, — согласился доктор.

— Что же?

— Видите эти две раны, — и доктор ткнул пальцем, — здесь и здесь. Нож прошел глубоко — перерезано много кровеносных сосудов… И все же… края ран не разошлись. А ведь из таких ран кровь должна была бы бить ручьем.

— Что из этого следует?

— Что когда Рэтчетту нанесли эти раны, он уже был какое-то время мертв. Но это же нелепо!