Ход Снежной королевы

– Но! Но! – возбужденно кричал Ланглуа.

Лошади фыркали и потряхивали гривами. Математик был слишком поглощен дорогой, чтобы глядеть куда-то еще, и это погубило его. Улучив удобный момент, Арман бросился на него. С диким криком Ланглуа выпустил вожжи из рук, и лошади, чувствуя, что никто больше не погоняет их, замедлили бег. Ланглуа яростно барахтался, норовя схватить своего врага за горло, но его бывший коллега оказался ловчее – отведя в сторону руку с рапирой, воткнул тонкое лезвие математику в грудь. Ланглуа захрипел и обмяк. Он был мертв.

Карета остановилась. Все кружилось вокруг Армана, рубашка на животе намокла от крови. Он стал слезать с козел, опираясь на рапиру, но не удержался на ногах и упал, взметнув вихрь снега. Небо над головой казалось черным, как запекшаяся кровь, а луна – холодной, как лик мертвеца. Сглотнув, Арман закрыл глаза, а когда вновь открыл их, увидел, что над ним стоит Матильда. В руках у нее была жандармская сабля, которую Реми Комартен забыл в карете.

– Опять ты, – с ожесточением проговорила женщина. – Опять!

Арман попытался собраться с мыслями.

– Матильда, – тихо проговорил он, – я люблю тебя.

– Думаешь, мне нужна твоя любовь? – с еще большим ожесточением спросила мадам Коломбье. – Ты убил его! И что прикажешь мне делать теперь, а?

– Послушай, Матильда, – пробормотал Арман. Пальцы его правой руки все еще сжимали рукоять рапиры. – Я… я согласен простить тебе, что ты хотела убить меня. Я могу простить тебе и не такое, поверь. Мы все еще можем уехать вместе… Если ты захочешь.

– Да с какой стати ты решил, что ты лучше его? – вскипела молодая женщина. – Кто дал тебе право убивать его?

Ее ненависть угнетала. Арман стиснул эфес, и в то же мгновение Матильда обрушила на него жандармскую саблю. С проворством, неожиданным для самого себя, он откатился в сторону, и удар ушел в пустоту.

– Матильда, стой! Умоляю тебя!

Не слушая его, она бросилась вперед, в бешенстве размахивая саблей. Он пытался парировать, уворачивался, но она все била и била, одержимая лишь одним желанием: убить его, расквитаться с ним за все ошибки, которые она совершила по его вине. Силы Армана таяли, он упал на колено, но все же через секунду поднялся. Он знал, что не сможет долго продержаться – раненный, против разъяренной молодой женщины. Внезапно что-то ярко вспыхнуло в его мозгу, и на какое-то мгновение секунды он словно перенесся в свой сон – тот самый, в котором увидел самый лучший фехтовальный прием. Почти машинально, не сознавая, что делает, он повторил удар, своим изяществом превосходящий все остальные, и, услышав сдавленный хрип, в удивлении поднял взгляд. Матильда, выронив саблю, стала медленно опускаться на землю.

– Матильда… – все еще не веря своим глазам, позвал Арман.

Но она не отвечала. Она упала на бок, вытянув одну руку в сторону, и больше не шевелилась.

Арман покачнулся. Рапира, обагренная кровью, выпала из его руки и мягко воткнулась в снег. Из последних сил он сделал шаг к Матильде – своей единственной любви, предавшей его. Но тут окружающий мир словно раскололся на куски, и Арман увидел ясный день, первую в своей жизни гусарскую атаку, потом ее сменило улыбающееся лицо отца, затем вдруг появился одноногий шарманщик, просивший милостыню возле их дома, и снова предстало лицо отца, но уже ужасным багрово-синим следом вокруг шеи, когда он лежал на столе в морге. Картинка сменилась, возник ручеек, убегающий вдаль, по которому уносился сделанный маленьким Фредериком Аржантеем бумажный кораблик. Но вот ручей взметнулся вверх, его воды стали черными, обступили со всех сторон, и тот, кто был на самом деле Фредериком Аржантеем, ушел на его дно, чтобы никогда уже не возвращаться…

Когда Амалия, Массильон и жандарм добрались до кареты, завязшей в снегу, возле нее оставались лишь три бездыханных тела. Арман Лефер лежал на спине, положив руку на грудь. Взор его был устремлен прямо в небо, и Реми Комартен, поколебавшись, закрыл своему спавшему однополчанину глаза.

– Это он их убил? – спросил актер.

Амалия кивнула.

– Его же ранили в живот, – пробормотал потрясенный Реми. – Как же он мог? С такой раной…

– Эликсир, – мрачно отозвалась Амалия.

– Что? – переспросил Реми.

Но Амалия ничего не ответила.

Эпилог

Из зеленой тетради Люсьена дю Коломбье

В общем, все так и было: Амалия разделила эликсир жизни на три части и дала его мне, моей маме и Гийому. Мама через несколько минут пришла в себя, у Гийома хлынула кровь из носа, а у меня рана срослась прямо на глазах, так что я смог встать на ноги. И даже противный доктор Виньере был потрясен и заявил, что ничего подобного он никогда прежде не видел. В пузырьке, по правде говоря, почти ничего не осталось, но Амалия все-таки отдала ему флакон. Может, когда-нибудь доктор и сумеет установить состав находившегося в нем чудо-средства, да только я сильно сомневаюсь, что ему это удастся. Все-таки он не алхимик, вы понимаете меня?