Ход Снежной королевы

– Признаться, я больше не верю в нашу полицию, – вполголоса заметил мне Ланглуа. – В замке творится черт знает что, а мадам с набережной Орфевр вовсю обсуждает с каким-то хлыщом театральные премьеры! – Он покачал головой. – Знаете что, Арман? Никогда ей не поймать настоящего убийцу, помяните мое слово. Никогда!

Я разделял его уверенность, однако мадам Амалия Дюпон волновала меня меньше всего на свете. После завтрака я присоединился к Матильде в малой гостиной. Когда я вошел, она стояла у окна, сжав руки, и смотрела на заснеженный сад. Возле дерева все еще виднелись останки снеговика, в котором нашел свое последнее убежище старый судья. Матильда молчала, молчал и я, и мне пришло в голову, что я мог бы молчать так с ней целую вечность и вовсе не чувствовал бы себя обделенным. Наверняка мадам Дюпон уже узнала из моих дневников, что я люблю эту женщину. Ну и пусть! Пусть хоть весь замок узнает о моей любви, потому что она – единственное чувство, ради которого стоит жить на свете.

– Смешно, – уронила Матильда, и я вздрогнул.

– Что смешно? – на всякий случай спросил я.

– Они знают имя убийцы, но не знают, кто он, – объяснила Матильда. – Эдмонда Бретель рассказала мне, кто… кто убил их всех. Его зовут Фредерик Аржантей.

– Аржантей? – переспросил я, пораженный. – Но в замке только один Фредерик – актер Массильон!

Матильда вздохнула и повернулась ко мне.

– Потому-то мадам Дюпон и выспрашивала у него за завтраком, кто он и откуда, – отозвалась она. – Эта женщина ничего не делает просто так.

Вот оно что! А я-то, глупец, вообразил…

– Да нет, он не может быть убийцей, – буркнул я. – Просто глупо предполагать! Не говоря уже о том, что до вчерашнего дня его вообще здесь не было.

– О, ну это еще не доказательство, – промолвил подошедший и слышавший наш разговор Ланглуа. А я и не заметил, как он появился. – Актер вполне мог скрываться где-нибудь в замке, а потом притвориться, что добрался до нас в снежную бурю, чтобы только повидаться со своей, гм, подругой сердца. – Ланглуа насмешливо прищурился. – Честно говоря, не верю я во всякие там истории любви, во имя которой влюбленные идут на жертвы! Конечно, на сцене легче легкого взобраться на неприступную гору во время бури, но в жизни… в жизни, господа…

– Мы все поняли, Жан-Поль, – с улыбкой промолвила Матильда. – Вы циник, который верит только в свои цифры. И не спорьте, что это не так!

Ланглуа развел руками.

– Я просто хочу сказать, что причина, по которой месье актер появился здесь, представляется мне неубедительной, вот и все.

– А мне его поступок представляется очень романтичным, – со вздохом заметила Матильда. – Будет жаль, если мадам Дюпон разделит вашу точку зрения и посадит его под арест.

– Не думаю, что у нее хватит смелости для этого, – возразил Ланглуа. – Насколько я понял, она собирается дождаться приезда жандармов из деревни. Как раз сейчас наша полицейская дама снаряжает Альбера в дорогу. Именно он должен будет спуститься с горы и рассказать, что здесь творится.

Матильда встрепенулась.

– Очень хорошая мысль! – горячо воскликнула она. – Потому что мы все… – ее лицо побледнело, она нервно стиснула руки, – мы все тут извелись. Я… я не знаю, смогу ли я и дальше выдерживать все это.

Я, конечно, стал бормотать бесполезные слова утешения, злясь на Ланглуа, который так некстати оказался рядом. Но вот щеки Матильды порозовели, она послала мне улыбку, и я почувствовал себя счастливейшим человеком на свете.

– Поскорее бы настал Новый год, – проговорила Матильда с тоской.

И мы, все трое, стали смотреть в окно, за которым вновь стал медленно и величаво падать снег.

3. То, что произошло сорок минут спустя на дороге из замка Иссервиль в деревню Сен-Пьер

Гора своей вершиной уходит в облака. Морозный воздух раздирает глотку.

– Господи, господи, господи… – тоскливо бормочет Альбер. – Вернуться, что ли?

Но вернуться в замок смерти страшно, страшнее, чем идти вперед. Конь медленно брел среди сугробов, с трудом нащупывая дорогу и то и дело проваливаясь в снег едва ли не по самое брюхо.

«Ну ничего, – подумал Альбер, – ничего… Раз уж актеришка тут прошел… стало быть, и мы сдюжим. Не робей, Альбер!»

Мысленно сам себя подбодрив, он тронул поводья, и конь покорно поплелся вперед. Он фыркал и недовольно косил глазом на всадника.

– Иди, иди, – вполголоса говорил Альбер, – вот так… потихонечку, помаленечку… Ну и намело, ну и намело!