Ход Снежной королевы

И, как всегда, она оказалась права.

3. То, что произошло в комнате Анриетты дю Коломбье незадолго до одиннадцати

Поскорее бы все это кончилось! Вернуться в Париж, заняться делами, забыть – и забыться…

На глазах у Анриетты выступили слезы, но она пересилила себя и негнущейся рукой вытерла их. Наверное, бог наказывает ее за грехи. Да, так оно и есть. Муж убит, старший сын – не жилец, у младшего голова забита бог весть чем, но он все же славный мальчик, и приятно, что мадам Дюпон так его отличает. Пусть она и в самом деле присмотрит за ним; да, пожалуй, так будет гораздо лучше. Потому что, если с Люсьеном что-нибудь случится, она, Анриетта, не переживет этого. В последние, такие страшные дни только мысль о детях поддерживает ее и заставляет бороться. Она не имеет права сдаться, ведь Люсьен еще совсем маленький. Если с ней что-нибудь произойдет, кто защитит его? А Гийом… Предательские слезы снова выступили на глазах Анриетты.

Она не должна думать только об одном Люсьене, это грех. Гийом не меньше своего брата нуждается в защите. Как он любил корабли и море и обещал построить самую большую в мире яхту… Но пришла болезнь – и ничего ему не надо, ничего. И еще Эрнест так нехорошо поступил, заставив его скрываться в ужасной потайной комнате! Она, Анриетта, пыталась переубедить мужа, плакала, умоляла, но Гийом сам твердо сказал, что не хочет, чтобы остальные люди видели, как он страдает. Как будто им должно быть дело до мнения остальных людей! Еще хорошо, что жена ему попалась заботливая, не оставила его, когда ему пришлось так тяжко.

Анриетта дошла до своей комнаты и, повернув ручку, вошла. Услышала какой-то шорох – и подняла голову. Вначале женщина не поверила своим глазам, но потом стыд и отвращение захлестнули ее. Здесь был человек, которого она прекрасно знала; он стоял возле стола, ее стола с выдвинутыми сейчас ящиками, и рылся в них, как последний вор, и выражение лица у него было воровское, да, да, воровское. Когда дверь неожиданно растворилась, он поспешно отпрянул, но было уже слишком поздно – Анриетта поймала его с поличным, не отвертишься, куда уж тут! Боже, что же это такое, в самом деле? Какую еще грязь она впустила в свой дом?

– Как вы смеете! Что вообще вы здесь делаете? – вся дрожа от негодования, спросила Анриетта.

– Ничего, мадам, уверяю вас, – с улыбкой ответил незваный гость.

Анриетта допустила ошибку. Ей надо было сразу же бежать и звать на помощь, а она замешкалась. И «гость» схватил со стола стопку листков и швырнул их ей в лицо.

Вскрикнув, Анриетта попятилась, а незваный посетитель прянул вперед и, схватив со стола тяжелое пресс-папье, несколько раз ударил им хозяйку замка по голове. С обессмыслившимся выражением лица Анриетта рухнула на ковер.

– То-то же… – с ненавистью прошипел нападавший, опуская свое оружие.

В коридоре послышались шаги и голоса. Незваный гость нервно оглянулся, поставил пресс-папье обратно на стол, бегло просмотрел интересовавшую его бумагу и, сунув ее в конверт, вернул на место. Обойдя тело Анриетты, он на цыпочках подкрался к двери и осторожно приоткрыл ее. Никого. Бросив последний взгляд на распростертую на ковре женщину, убийца вышел. Бегом спускаясь по лестнице, он мысленно поздравил себя с тем, что его никто не видел.

А наверху, в своей комнате, Анриетта дю Коломбье по-прежнему не подавала признаков жизни. На ковре вокруг нее валялись разбросанные листки, а с виска на бледную щеку медленно сползала, змеясь, тонкая струйка крови.

4. Из дневника Армана Лефера

Когда я в условленное время подошел к комнате актера, то обнаружил возле нее лишь Амалию и Массильона, которые ожесточенно спорили.

– Говорю вам: он был русоволосый!

– Фредерик, в коридоре было темно. Откуда вы знаете, какие у него волосы?

– Да потому, что у меня в руке была лампа!

– Лампа лампой, но ведь вы близоруки, мой бедный Фредерик! Откуда же взялась такая уверенность?

– Я не настолько близорук, – возражал задетый за живое актер, – чтобы не отличить блондина от брюнета и англичанина в клетчатом костюме – от француза в сером сюртуке!

Завидев меня, они прекратили препираться, но, судя по их виду, оставили спор с большой неохотой.

– А где остальные? – спросил я.

– Полагаю, набираются храбрости для нашего похода, – фыркнула Амалия.

К нам вприпрыжку подбежал Люсьен. Он остановился возле Амалии и поглядел на нее блестящими глазами, полными обожания.