Ричард Длинные Руки — вице-принц

Я представил себе огорченные лица верховных лордов, все-таки не совсем полная победа… Они не знают, что конница Дарабоса, что не уступает по скорости коням противника, сейчас ожидает их на свежих отдохнувших лошадях.

Я чувствовал, как меня дергает и раскачивает, как небольшой камешек на морском берегу в полосе прибоя. Вся натура требует ринуться туда, в гущу боя, и — разить, давить, крушить, повергать, утверждать свою победность альфа-самца в этой резне, лужах крови, в сладком хрипе умирающих врагов.

Лиутгарда тоже повизгивает в боевом азарте, потому я сделал спокойное лицо и отпускал деловитые реплики, словно мне лет сто, а подобных битв у меня несколько тысяч.

Последняя большая схватка бурлила прямо под холмом, откуда я наблюдал за сражением. С полсотни воинов еще сражаются, почти все уже без коней, но вскоре их стоптали, безжалостно зарубили и быстро прошлись по всему заваленному трупами полю, выискивая раненых врагов и добивая на месте.

Лиутгарда нахмурилась и отвернулась.

— Как-то слишком легко, — сказала она в недоумении. — Неужели Мунтвиг так слаб?

— За этой легкой конницей, — предостерег я, — идет рыцарская, что не уступит этой нашей.

— А ее много?

— Много, — заверил я. — Еще не видели карту?..

— Вы так верите своим лазутчикам? Не преувеличивают?

— Верю, — сказал я скромно. — Хотя я и себе порой не верю, дурак какой-то, что несет, но этим лазутчикам… Они же не умничают, просто донесли, что увидели. Я простым всегда верю больше. Жаль, что я вот весь из себя такой сложный, загадочный и задумчивый…

Она фыркнула, повернулась снова к полю битвы.

— Значит, силы с Мунтвигом равны?

— Он сумет поднять весь север, — пояснил я, — так что преимущество пока что у него. Но только в силе. А Бог, как я слышал, в правде.

Глава 8

Поле боя медленно покидают вартгенские рыцари, некоторые пошатываются, им помогают переступать через трупы, подсаживают на их или чужих коней, убитых мунтвиговцев осматривать погнушались, зато норбертовцы деловито осмотрели наиболее знатных, те отличаются кожаными доспехами, проверили тугие пояса с тайными кармашками, срезали мешочки с монетами, у некоторых забрали оружие.

Оруженосцы торопливо ставят на краю поля гигантские шатры. Я тяжело вздохнул, надвигается неизбежный нелепый пир, несколько дней будут пить и бахвалиться подвигами.

Хродульф, Меревальд, Леофриг и Хенгест уже нашли друг друга на поле, идут в сторону шатров чуть ли не в обнимку. Даже мне слышно, как ликующе поздравляют друг друга с великолепнейшей победой, на какое-то время целиком забыв о соперничестве. Все хороши в интригах, хозяйствовании, стратегическом планировании, но как же, оказывается, приятно и восхитительно вот так ударить противника, превосходящего числом, пусть и ненамного, и сокрушить, уничтожить, втоптать в землю, завалить его трупами все огромное поле!

Хродульф, завидев меня, вздохнул с громадным облегчением.

— Знаете, ваше высочество, — заявил он громогласно, — о чем я взмолился, когда рубился с проклятыми захватчиками?

Меревальд предположил весело:

— Чтобы сэр Ричард не принял участие в битве и не отнял у нас славу?

Хродульф помотал головой.

— Наполовину угадали, благородный Меревальд. Чтобы сэр Ричард не ринулся в битву, иначе уже ничто не удержит нашу благородную принцессу на месте!

Я сказал сокрушенно:

— Вы не поверите, но у меня до сих пор руки и плечи ноют, так ее удерживал. Уже собирался связывать!

Лиутгарда смущенно улыбалась, по-прежнему сияющая и сверкающая, хотя да, грудь все равно приковывает внимание больше, чем ее лицо и глаза.

Лорды не особенно и огорчились моим решением выступить вперед вместе с Норбертом и его воинами. Нам так проще, объяснил я, высылать во все стороны разъезды и получать от них сведения вовремя.

Лиутгарду я уговорил остаться в обществе верховных лордов, это цвет всего Варт Генца, наиболее знатные и влиятельные люди, ей будет комфортно и безопасно, а я пока посмотрю дороги впереди и подготовлю для них всех хорошие квартиры в городах Бриттии.

За спиной остались разноцветные праздничные шатры на краю покрытого трупами поля, как будто можно такое праздновать и петь веселые песни, синее небо стало черным от налетевшего воронья, а от злобного карканья звенело в ушах и начала болеть голова.