Кардонийская рулетка

— Почему по четвергам? — оторопел Кучирг.

— А какие дни недолюбливаете вы?

— Капитан шутит, — рассмеялась пышнотелая супруга сенатора. Смех получился натянутым.

— Я имел в виду: каково вам служить адигену? — уточнил Куч ирг.

— Интересно, — не стал скрывать Базза. — Мессер весьма деятельный человек.

— «Мессер», — хмыкнул сенатор. — Впрочем, чего еще от вас ожидать?

— А правда, что вы принадлежите своему адигену душой и телом? — театрально распахнув глаза, поинтересовалась сенатская супруга.

— Здесь шумно, — светски улыбнулся Дорофеев. — Поэтому вы не расслышали, что я служу в Астрологическом флоте.

— Адигенам?

— Герметикону, — уточнил Базза. — Астрологический флот проводит поиск и разведку новых миров, установку Сфер Шкуровича и осуществляет первичную картографию.

— В Астрологическом флоте служат настоящие герои, — выдал сенатор.

— Совершено верно, синьор.

— Но и адигены тоже там служат.

То ли приотец уже успел набраться, то ли другие темы его не волновали. Или и то и другое вместе: напился и полез в привычные дебри. Когда раскрасневшийся Кучирг открывал рот, Баззе оставалось лишь дипломатично улыбаться.

— Адигены — прошлое. Вы слышали о Единой Партии Вселенского Прогресса? Она объединяет всех думающих, устремленных в будущее людей! Мы выиграли выборы на Приоте… Слышали меня? Мы выиграли выборы, потому что люди хотят идти вперед. Людям нужен прогресс!

— Не сомневаюсь.

Кучирг с подозрением посмотрел на Дорофеева, поразмыслил и осведомился:

— А вы, капитан, каких взглядов придерживаетесь?

— Умеренно консервативных, — сообщил Базза. И пригубил игристого.

— То есть?

— Я готов слушать и соглашаться с критикой властей, но не считаю демократию панацеей от всех бед.

— Что мешает?

— Концентрационные лагеря, которые я видел на Мирте, — предельно вежливо ответил Дорофеев. — Компания построила их для сторонников свергнутого падишаха. Для тех из них, кого не растерзали во время Очистительных погромов…

— Синьор Винчер Дагомаро, консул Ушера и его очаровательная дочь Кира!

«В комментариях не нуждается».

«Фанатик, — слово пришло моментально, при первом же взгляде на консула. — Человек-дело, человек-долг, человек-служение и — человек-власть».

Дары подробно останавливались на личности консула, но Дагомаро, по меткому определению Теодора, в комментариях не нуждался. Он был открыт, он был на ладони, но он был настолько силен, что взломать его не представлялось возможным.

— Очень приятно, консул.

— Взаимно, командор.

Помпилио наградил Дагомаро быстрым взглядом, мимолетность которого балансировала на грани оскорбления, и сфокусировал внимание на Кире:

— Синьорина — настоящая красавица.

— Командор? — подняла брови девушка.

— Это комплимент. Уверен, вы к ним привыкли.

Или наоборот — стала отвыкать за время службы в дальнем гарнизоне, поскольку с развлечениями в Северном Кадаре было не густо. Не сказать чтобы Кира соскучилась по шумным светским мероприятиям, но на прием в честь «самого известного лингийца» девушка собиралась с особым чувством. Ей хотелось блеснуть, и ей это удалось, девушка знала, что тяжеловесный комплимент полностью заслужен — выглядела Кира потрясающе. Соблазнительное вечернее платье: плечи и спина обнажены, немного косметики — молодым она без надобности — и черный жемчуг, лежащий на бархате загорелой кожи.

— Глядя на такую красоту, с особенной тоской осознаешь горькую участь инвалида. — Помпилио тяжело вздохнул.

Кира смутилась:

— Полноте, командор, вы обязательно поправитесь.

— Ты обещаешь?

Вопрос окончательно сбил девушку с толку.

— Я…

— Моя дочь выразила пожелание, — с прохладной улыбкой объяснил Винчер, поглаживая длинную бороду.

Облачение консула было по обыкновению скромным: темный костюм, темная сорочка. Единственное украшение — золотой значок. И подчеркнутая аскеза выделяла Дагомаро из толпы. Кира, воспользовавшись моментом, отошла в сторону, оставив отца и лингийца один на один.

— Моя дочь пожелала вам здоровья из вежливости.

— А я, в свою очередь, выразил благодарность.

— Не сомневаюсь.

— Она действительно красива.

Несколько секунд Винчер пристально смотрел на адигена, пытаясь понять, почему Помпилио заговорил о его дочери, после чего сухо ответил: