Триш познакомилась с Адамом, когда ей было восемнадцать. Он переживал...
— Невозможно уничтожить Омут, — поправил его Сличер. — Но придавить — пожалуйста. Ушерцы дважды высаживали в Унигарт морских десантников и блокировали Запределье на пять дней и две недели; посадили за решетку начальника таможни, после чего наши деловые операции полностью остановились; отправили на каторгу трех лидеров…
— Лидеров? Они же не мараются, за что их брать?
— Обвинения выдвинули лживые, но судьям это не помешало. — Посредник зло усмехнулся. — Короче, через два месяца, когда стало понятно, что волосатики не остановятся, мы предложили переговоры.
— Верзийский вариант, — пробормотал ИХ.
— Вроде того, — кивнул Сличер.
В свое время он пошатался по Герметикону и прекрасно понял, что имеет в виду спутник: знаменитая верзийская жандармерия яростно давила местный криминал до тех пор, пока уголовники не взмолились о пощаде, после чего им продиктовали условия капитуляции, и с тех пор местный «веселый район» — Поднебесье — считался самым законопослушным в Герметиконе. Его даже полиция патрулировала!
— И-и-и-эх!
Из дверей ближайшего кабака вылетел пьянчужка, за ним бросились вышибалы, догнали и принялись молча молотить ногами.
— И как же вы теперь? — поинтересовался ИХ, осторожно обходя занятых непростой работой здоровяков.
— Нормально, — махнул рукой посредник. — Волосатики выдвинули вполне разумные условия: первое — все оружие, уходящее с их заводов и фабрик, должно быть оплачено тем или иным образом.
— Молодцы.
— Второе: торгуя оружием, Омут и Ушер не мешают друг другу.
— Монополия — высшая форма экономической организации, — одобрил Бабарский.
— Кто это сказал?
— Логика, самая обыкновенная логика: только при монополии можно получить максимальную прибыль.
— С этим не поспоришь, — согласился Сличер.
— А теперь признавайся: зачем ты рассказал мне эту в высшей степени поучительную историю? — неожиданно спросил ИХ.
Но смутить посредника у него не получилось.
— Чтобы скоротать время, — равнодушно ответил Сличер. — Кстати, мы почти пришли.
И остановился в трех шагах от крыльца таверны, не желая заканчивать разговор рядом со скучающими у дверей вышибалами.
— Хотел намекнуть, что некоторые лидеры местного Омута слишком тесно связаны с волосатиками? — догадался Бабарский.
— Если соберешься играть против Ушера — придется внимательно выбирать друзей, потому что даже тот, кто сейчас нейтрален, не упустит возможность оказать волосатикам услугу. — Сличер выдержал многозначительную паузу и объяснил: — За ними сила.
— Я тебя услышал, — кивнул Бабарский. Он тоже умел быть многозначительным. — Но спрашиваю еще раз: зачем ты мне помогаешь?
— За тебя сказал Умный Зум, причем сказал серьезно. — Посредник улыбнулся. — Расскажи Умному, что тебя хорошо встретили и хорошо помогли, и мы в расчете.
Судя по всему, Сличеру надоело на Кардонии и он хотел повышения.
— Договорились.
— О чем?
— О разных вещах, которые будут интересны и мне, и тебе.
— Ты удивительно забавен, мой неизвестный невысокий друг, — расхохотался Серый Штык. — И не будь здесь Сличера, я счел бы тебя пройдохой.
— Наш гость не пройдоха, — вставил слово посредник.
— Он не называет имени и не торопится излагать дело. — Серый покрутил головой. — Зачем ты его привел?
Крепкий, плечистый, дочерна загорелый, с белыми, выцветшими на солнце волосами и яркими, лучистыми глазами, Штык напоминал рыбака, одного из тех, что каждое утро выходят из унигартского порта в море. Отец Серого и впрямь вкалывал на баркасе, но сам Штык занимался семейным бизнесом лишь до семнадцати лет, после чего перешел на опасную, но прибыльную криминальную работу. Наверх Серый поднялся с низов, славился среди коллег аккуратностью, осмотрительностью и умом, которые и помогли ему возглавить самый мощный клан кардонийских уголовников — «рыбацкий». Организацией Штык правил уже двадцать лет и считался долгожителем.
— Зачем ты его привел?
— Он приглядывается, — пояснил Сличер. — Немного волнуется…
— На самом деле я хочу понять, смогу ли получить от тебя то, что мне нужно? — нахально произнес ИХ. — Потому что взамен я предлагаю очень много.
— Очень? — с веселым изумлением переспросил Штык. С поддельным, надо отметить, изумлением.
— Больше, чем ты думаешь.