Кардонийская рулетка

— Кузен. — Церемонный поклон.

— Кузен. — Короткий кивок.

Дер Даген Тур встретил Фредерика в инвалидном кресле. Мундир командора Помпилио сменил на бирюзовый с золотом месвар классического лингийского покроя — архаичное одеяние, кажущееся удивительной экзотикой на современной Кардонии. Рядом с креслом, на столике, стояла изящная корзина с крупными ало-фиолетовыми лилиями, аромат которых уже окутал большую залу.

«Как это пошло: лилии для Лилиан. Не мог придумать ничего интереснее?»

— Надеюсь, я тебя не разбудил? — проскрипел Помпилио.

— Неотложные дела не позволяют нежиться в кровати.

— Сочувствую. — Дер Даген Тур выдержал короткую паузу. — А вот мне врачи предписывают покой.

— Как идет… гм… выздоровление?

Фредерик не знал, о чем говорить и как себя вести. Он так и не справился с замешательством, чувствовал себя не выучившим урок школяром и мечтал поскорее закончить встречу. Помпилио, напротив, — прекрасно знал, для чего пришел.

— Я заехал попрощаться.

— По…

«Он уезжает?»

И только в следующий миг растерянный дер Саандер понял, что имел в виду дер Даген Тур. И не смог сдержать вздох облегчения:

— Правда?

Пару мгновений Помпилио пристально, но без эмоций, можно даже сказать — равнодушно разглядывал каатианца, после чего произнес:

— Мы оба знаем, что этот разговор должен был состояться, — нужно расставить точки над «i».

— Да, — выдохнул Фредерик.

И неожиданно подумал, что стреляться с бамбадао, даже прикованным к инвалидному креслу, — форменное самоубийство. И сабли выбирать нельзя, потому что Помпилио не может ходить. Удивительная коллизия: в обоих случаях дуэль превращается в убийство.

«Может, выбрать пистолеты, но предложить ему завязать глаза?»

— Мы не сможем не видеться, — ровно продолжил дер Даген Тур. — Здесь, на Каате, на Линге или Герметиконе мы будем встречаться: на официальных мероприятиях, на светских раутах, у общих друзей… Но я даю слово: ты можешь спать спокойно. — Помпилио помолчал и повторил: — Я заехал прощаться.

С одной стороны, радостнр — дуэли не будет; с другой — странно, непонятно, почему дер Даген Тур отступил; с третьей — неприятно, поскольку в высокомерном взгляде лингийца проскальзывает намек: «Я спас тебя, а мог бы и не спасать», в-четвертых — противно, ведь лысый только что подтвердил все его предположения. Или не подтвердил? Или они с Лилиан просто друзья?

— Почему? — глухо спросил Фредерик.

— Она сделала выбор, — равнодушно ответил Помпилио.

Голос не сорвался, на лице не дрогнул ни единый мускул. Так говорят о том, чего нет и никогда больше не будет, так говорят о том, что навсегда вычеркнуто из жизни.

— Она считала вас мертвым.

— Раньше, — качнул головой дер Даген Тур. — Лилиан сделала выбор гораздо раньше. Я говорил с ней на Заграте.

— А ведь вы везли мое письмо, кузен, — криво усмехнулся Фредерик.

— Ты сам мне его всучил, — пожал могучими плечами Помпилио. И тут же осведомился: — Так я могу попрощаться с твоей… С твоей женой?

И просьба, учитывая обстоятельства, прозвучала весьма деликатно.

— Она в саду, — решился дер Саандер.

— Спасибо.

Положение чрезвычайного посланника каатианской Палаты даров накладывало определенные обязательства: Фредерик не мог остановиться в гостинице, пусть даже самой лучшей, и для него арендовали виллу в фешенебельном районе Унигарта. Начинающийся за домом парк выходил к морю, и именно там, в стоящей у воды беседке, Помпилио отыскал Лилиан.

Имя незваного гостя молодая женщина угадала без труда — подсказало шуршание колес по гравию дорожки, но вставать с шезлонга или оборачиваться Лилиан не стала. И лишь после того как Теодор доставил хозяина в беседку, произнесла, продолжая смотреть на море:

— Прекрасные цветы.

Она знала, что за ее спиной стоит корзина с великолепными «Мецца» — редкими ало-фиолетовыми красавицами.

— Я тоже рад.

— Ты поставил меня в неловкое положение.

— Мы не могли не увидеться, — мрачно произнес Помпилио. — А в наших обстоятельствах — чем раньше, тем лучше.

Теодор удалился, и Лилиан, дождавшись, когда стихнет скрип гравия, вздохнула:

— Странно все вышло.

— Обыкновенно.

— Обыкновенные люди не пропадают на полтора года.

— Это была не моя идея.

— Не твоя… — Лилиан приподнялась и, опершись на подлокотник шезлонга, внимательно посмотрела на Помпилио: — Мне было очень больно.