Красные камни Белого

На земле обхождение не изменилось. Руки не вязали, в спины не толкали, женщинам помогли выбраться из корзины. Но встречающий спорки предупредил сразу: «У нас очень плохое настроение. Если побежите – будем стрелять на поражение». Коротко и ясно.

Затем пленников отвели в палатку, предложили сдать имеющееся при себе оружие: «Включая маникюрные ножницы. Если обнаружим потом – расстреляем», и оставили. Рыжий попытался затеять бессмысленный разговор, но поддерживать его никто не стал. Девушки испуганно жались к Грозному, Мон мрачно уселся за стол и обхватил голову руками, Тыква же, насвистывая, блуждал по кругу, внимательно изучая скудную обстановку.

А еще через пять минут спорки пригласили Грозного «на беседу».

В белую палатку, разбитую в самом центре лагеря.

Сшитая из плотного, но тонкого кладарского шелка, она была ярким пятном, хорошо заметным и с неба, и с земли, а потому спорки пришлось постараться и соорудить над палаткой дополнительные навесы из веток. И этот факт говорил о том, что внутри Грозного ожидал главный, возможно, самый главный на Ахадире человек.

Женщина.

Пожилая, но не старая. Лет пятидесяти на вид, а значит, стоящая на пороге смерти – дольше спорки не жили. Высокая женщина, облаченная в белый, перехваченный золотым поясом плащ с капюшоном. Ее небольшое лицо было круглым, с маленьким, почти незаметным подбородком, скулы – широкими, а нос приплюснутым. Кожа, как и у большинства спорки, не была здоровой: шею и щеки покрывали маленькие красные язвы, а голову – большое серое пятно. Волос у женщины было мало – по пряди за каждым ухом, – и две тонкие косички едва доставали незнакомке до плеч. Из украшений лишь медальон на груди – оправленный в золото камень красного цвета. Весьма простой медальон, однако гордый взгляд женщины не оставлял сомнений в том, что она привыкла повелевать.

У дальней стены палатки стояли стол и два кресла. На столе Грозный заметил раскрытый блокнот, а возле ножки – зачехленную бамбаду и патронташ.

– Мы незнакомы, – холодно произнесла спорки. – Пожалуйста, назовите себя.

– Ты уверена? – чуть растягивая слова, спросил мужчина.

– Что?

– Ты уверена, что мы незнакомы? – Грозный без спроса прошел в глубь палатки, расположился в кресле и зевнул, едва прикрыв рот двумя пальцами. – Ты владеешь собой хорошо, но не идеально. Ты знаешь, кто я. И потому пригласила первым.

Женщина прищурилась, помолчала, то ли пытаясь сдержать гнев, то ли обдумывая новый план разговора, после чего тоже уселась в кресло и натянуто улыбнулась:

– Добрый день, мессер Помпилио.

Грозный кивнул:

– Теперь назови себя.

Фраза прозвучала мягко, но в то же время – приказом. Очень странно для человека, считающегося пленником, однако спорки приняла игру:

– Называйте меня Старшей Сестрой, мессер. Другого имени у меня нет.

– Пусть так. – Помпилио облокотился на стол и подпер рукой подбородок. – Увидев меня, ты удивилась.

– Вас считают погибшим.

– Уже?

– Что значит «уже»?

– С момента катастрофы прошло всего пять дней.

И вновь Старшая Сестра не сумела совладать с собой. Был ли в этом виноват пристальный взгляд адигена или же его слова – неизвестно, но факт остается фактом: на мгновение, всего лишь на одно мимолетное мгновение спорки удивленно вскинула брови. Но тут же вернула на лицо непроницаемое выражение.

– Если из Пустоты не вернулись сразу, из нее не возвращаются.

– Тоже правильно, – признал Помпилио. – Но меня удивляет скорость, с которой распространились слухи о моей смерти. Где ты была, когда мой пассер потерпел катастрофу?

Начало разговора осталось за адигеном, однако теперь Старшая Сестра взяла себя в руки, и пробить ее защиту стало почти невозможно.

– Вы были самым известным пассажиром исчезнувших цеппелей, мессер, – с улыбкой ответила она. – Помпилио Чезаре Фаха дер Даген Тур, путешественник, командор Астрологического флота Герметикона, бамбадао, родной брат лингийского дара Антонио… Между прочим, Нестору пришлось постараться, чтобы убедить лингийцев в своей непричастности к вашему исчезновению. Лингийцы вас любят, Помпилио, все двенадцать даров заявили о готовности начать с Загратой войну.

– Им просто хотелось оккупировать богатую нефой планету, – любезно объяснил адиген. – Дядюшки весьма прагматичны.

– Пожалуй, – не стала спорить спорки.

И замолчала. Помпилио не возражал, и пауза продолжалась почти полминуты, в течение которых женщина лихорадочно искала тему для продолжения разговора.