48  

Он вернулся в кабинет Аленькой.

– Кто такая Розова Наталья Ильинична? – спросил его сходу Седых.

– А ты что, подслушивал нас?

– Нет, просто открыл скайп и среди простого бабского трепа с подружками нашел единственно нормальный, умный и интересный диалог. То есть я хочу сказать, что Аленькая нормально, серьезно общалась всего с одним человеком, судя по всему, близкой приятельницей Натальей Розовой, проживающей в Москве. Вот, здесь и снимок имеется.

Мирошкин взглянул на экран и увидел узкое, какое-то вытянутое женское лицо, обрамленное светлыми, аккуратно уложенными локонами.

– Да, выглядит серьезно, вероятно, старая дева… Может, прямо сейчас с ней и поговорим? Заодно и сообщим о подруге?

На экране появилось диалоговое окно. А в нем – неотправленное сообщение, датированное вчерашним днем:

«Аленькая: Татка, это я. Скажи, ты что-нибудь слышала о том, чтобы Золото Рейна прятали в Антарктиде?»

ГЛАВА 16

– Женя, прошу тебя, сынок, открой дверь… Я знаю, что ты там… Открой, мне надо с тобой поговорить… Не заставляй мать так переживать. И вообще, почему ты держишь меня в холодном подъезде? Хочешь, чтобы я замерзла?

Дверь распахнулась. Женя схватил ее за руку и втащил мать в дом.

– Тс… Не кричи, чего ты причитаешь? Соседи услышат…

– Господи, Женечка, на кого ты похож?

– Я похож на тебя… – произнес он с каким-то отвращением. – Входи и разговаривай тише… Чего тебе надо?

– Я тебе поесть принесла… вот, котлетки, пюре… Поешь. Как у тебя дела? Как работа?

– Работа? Нормально – работа.

Она обвела взглядом заставленную хламом переднюю, тяжело вздохнула.

– Хочу вот у тебя убраться… нельзя жить в такой грязи. Я понимаю, Женечка, у тебя нет времени, ты очень занят, да и не мужское это дело – убираться… Позволь мне…

– Мне-то что, убирайся.

Он отвернулся от нее с видом человека, которому совершенно наплевать на визит матери, и вернулся к письменному столу, заваленному бумагами, папками. На экране компьютера мать успела увидеть обнаженную девушку, но это изображение через мгновение уже сменилось мерцающим звездным небом.

– Если ты не очень голоден, то давай я сначала приберусь, а потом уже накрою тебе, согласен?

– Согласен. Спасибо, – уже более миролюбиво произнес он.

Мать принесла из ванной ведро с горячей водой, швабру, тряпку, плеснула моющей жидкости и принялась мыть полы. В комнате сразу же остро запахло хлором.

Мать с какой-то болью отмечала хозяйским взглядом фронт работы: тусклые, давно не мытые окна, которые ей не давали мыть, грязные, покрытые пылью подоконники, книжный шкаф, закопченная люстра – три желтых стеклянных тюльпана…

– Вот уже октябрь, на улице холодно, а ты так и не разрешил мне помыть окна… хоть бы сам вымыл, если меня стесняешься…

– Да не это главное в жизни, ма… – отмахнулся он от нее.

Она на минуту остановилась, чтобы перевести дух и посмотреть на сына в длинном коричневом, толстой вязки, свитере, протертых джинсах. Спутанные немытые волосы, отросшие до плеч…

– Ты бы голову вымыл…

– Помою, сегодня же…

– Ты стихи пишешь?

– Все пишу. Все свои мысли записываю…

Когда-то, давным-давно, и свитер был новым, не таким вытянутым и засаленным, и сын был другим, со светлым лицом, приветливым взглядом, нежной улыбкой… И стихи он писал другие, о чистой любви, преданности, природе.

– Как дела, Женя, на личном фронте? Помнишь, ты мне рассказывал, что у тебя есть девушка, Лиля?

– Нет больше Лили.

– Как это?

– Вернее, она-то есть, а меня нет. Мама, она меня уничтожила. Смешала с грязью.

Он вдруг встал, подошел к матери, стоящей с тряпкой в руках, и начал жаловаться ей, как в детстве, со слезами на глазах.

– Ма, я так любил ее, я боготворил ее, я посвящал ей свои стихи… Мы сидели с ней, пили чай и разговаривали о ее любви, она рассказывала мне о том, как ей тяжело, ведь ее бросил человек, которого она страстно любила. Он бросил ее неожиданно, в самый разгар романа, а ведь у них дело шло к свадьбе! Он влюбился в какую-то француженку или швейцарку, я так и не понял… И уехал. Откупился от Лили, понимал, что его уход может стать для нее настоящим ударом, и вот, чтобы ей было не так тяжело, он решил продемонстрировать ей свою щедрость – оставил квартиру и два ресторана… Он был очень богатый, и ему ничего не стоило сделать ей столь щедрый подарок… Но сердце-то он ей разбил, понимаешь? Она решила покончить с собой, я нашел ее в парке, она сидела под дождем, под холодным дождем и медленно умирала… Ты бы видела, какая она была тогда… Я спас ее, мама. Я привел ее в кафе, дал ей выпить коньяку, я спас ее, понимаешь? И она была мне благодарна, она в тот момент находилась в таком состоянии, что не видела моей одежды, да думаю даже, что и моего лица… Сейчас же, когда она пришла в себя, у нее стали появляться какие-то мужчины… Она поначалу скрывала их от меня, а потом вовсе перестала стыдиться. Если раньше она говорила мне о том, что любит только того человека, то потом все изменилось, и она стала забывать о нем…

  48  
×
×