19  

10

Утром Чаплин понял, что совершил ошибку, забравшись в постель к родной сестре Маши; он напился до такого состояния, что готов был залезть под одеяло к любой женщине, чтобы не столько согреться телом, сколько душой. Но разве Ольге это можно объяснить, особенно теперь, когда она смотрит на него как на своего любовника. И хотя между ними ничего не было, да и быть не могло (за исключением обмена тепловой энергией, да невинных, во всяком случае, со стороны Чаплина, объятий), эта девочка, сестра Машки, теперь станет воспринимать его не иначе как мужчину, с которым у нее была близость. Но ведь близость бывает разная, и где найти те слова, чтобы объяснить это ей, розовой от смущения, а может, и от счастья.

Он сидел на кухне, по-домашнему (или по-родственному) в пижаме и курил, пуская дым в форточку, Ольга же в халатике варила овсянку, дурочка. Играла в любовников или семью. Как девчонка. Хорошо бы схватить ее за волосы и, приподняв половину черепа, заглянуть внутрь головы, туда, где должны находиться мозги. Он даже закрыл глаза и представил себе эту фантастическую картину: внутри женской растрепанной головки, как в шкатулке (из драгоценного розоватого костяного материала, украшенного рубиновыми каплями крови), в свете оранжевых бликов нависшей над круглым столом электрической лампы сидят двое, мужчина и женщина, перед ними тарелки, а в тарелках суп…

– Оля, я должен извиниться перед тобой, – сказал он скучным тоном, удивляясь, как вообще находит в себе силы просить прощение. – Понимаешь, я иногда сплю с женщинами не как с женщинами, а как…

– …с мужчинами? – Кривая усмешка исказила побледневшее Олино лицо. – Не извиняйся, Игорь, не надо, тем более что я никогда ничего не расскажу Маше. Но вообще-то это хорошо, что ты заглянул ко мне, что остался ночевать. Теперь мне хотя бы понятна причина, по которой моя сестра подалась куда глаза глядят… Она тебя так любила, а ты, оказывается, Чаплин, обыкновенный…

Она хотела сказать грубое слово, хотела, уже и рот открыла, но не смогла, вспомнила, как, проснувшись и почувствовав на своей талии горячие мужские руки, испытала блаженство. Сама напоила, сама соблазнила, а теперь собирается оскорбить и все испортить. Нет, Оля никогда не станет портить отношения со своим будущим зятем, да, зятем, потому что сейчас, когда она узнала поближе Игоря, ей вдруг отчаянно захотелось, чтобы Машка вернулась и прибрала его к рукам, чтобы простила все то, что отравило ее жизнь настолько, что ей пришлось уехать… Измена, что же еще? Машка, скорее всего, узнала об его измене, быть может, что-то увидела собственными глазами или услышала… А сегодняшняя ночь? Невозможно представить себе, что Машка могла бы увидеть Игоря в постели своей собственной сестры: разве она поверила бы в то, что он искал у Ольги под одеялом, в ее объятиях, лишь материнское тепло, что он пытался согреться, спастись хотя бы на несколько ночных, бессознательных часов от одиночества?.. Да она удушила бы Олю своими нежными руками. «А я, как я могла допустить такое? Почему не выгнала? Ведь у меня-то, в отличие от него, желания были куда непристойнее… А в глубине души мне хотелось бы удержать подле себя этого мужчину, жить с ним, спать с ним, готовить ему по утрам кашу, а на обед – суп…»

– Игорь, ты извини, что я… про мужчин… Надо понимать, что женщина считает унижением, когда мужчина воспринимает ее просто как источник физического тепла… Я же не масляный радиатор, – она нервно хохотнула, ужасаясь своей собственной грубоватой шутке. – Забыли, да?

Она подошла к нему, обхватила руками его голову и прижала к своему животу.

– Мы ничего не скажем Машке. Но ты мне верь – я на самом деле не знаю, где она. Думаю, в Крыму, у нас там тетка живет, Фаина. Я могу позвонить ей…

Но тетка Фаина на другом конце провода, заливаясь, принялась рассказывать невидимой, строящей гримасы (с закатыванием глаз и выдуванием воздуха теплыми, пахнущими овсянкой губами) московской племяннице о том, как много к ней в прошедший сезон приезжало родственников, как было весело, она играла гостям на аккордеоне в саду за накрытым столом, сколько вина выпили, сколько грецких орехов и банок с персиковым компотом роздано, но Машеньки не было, да она и не звонила.

– Чья это пижама? – неожиданно спросил Игорь. – И когда я ее надел?

– Это пижама моего мужа, она чистая, я положила тебе ее на постель, и ты сам ее надел, – ответила Оля. – Тебе это неприятно?

  19  
×
×