23  

– Я не мог пить водку из-за моей нездоровой почки, – снова объяснил он. – Но не хотел, чтобы все обратили на это внимание. Потому что у вас это считают ненормально, если я не пью, и все этим интересуются. Я правильно понял?

– Может быть, – пожала плечами Люба. – Но вам-то что? Пусть считают что хотят.

– Но мне просто не хотелось отвлекать на себя внимание во время свадьбы и вызывать… как это? Недоразумение?

Люба быстро лизнула свою ладонь. В самом деле вода. Надо же, какой деликатный гражданин.

– Никакого недоразумения, – успокоила его она. – И недоумения тоже никакого. Не берите в голову.

– Что это значит? – с интересом спросил он. – Не надо наливать в голову водку?

Любе стало смешно, и она улыбнулась. Очень уж он был трогательный с этим живым интересом ко всякой ерунде и с открытой доброжелательностью во взгляде.

– Это значит, что не надо обращать ни на кого внимания, – объяснила она.

– Меня зовут Бернхард Менцель, – сказал он.

Люба не поняла, что здесь имя, а что фамилия. Или, может, у него два имени? У иностранцев вроде бы принято. Но уточнять она не стала. Не все ли равно?

Поневоле пришлось представиться и самой.

– Меня – Люба Маланина, – сказала она.

– Люба – это означает любовь? – спросил он.

– Ничего это не означает, – отрезала Люба.

– А мне сказали, что есть русское имя, которое означает любовь.

– Есть такое имя, – вздохнула Люба. – Только… Ну, неважно. Любовь так любовь.

Не разъяснять же ему про Жаннетту с двумя «н» и двумя «т». Проще согласиться.

– Вы подруга жениха или невесты? – уточнил Бернхард Менцель.

Для него в отличие от Любы имели значение, похоже, все подробности без разбора.

– Жениха, – буркнула Люба.

– А я коллега господина Кузнецова. Не жениха, а его отца. Получилось какое-то недоразумение с моим отелем, и Илья пригласил меня жить сегодня у него и, может быть, завтра тоже. И поэтому я попал на свадьбу его сына.

Это было вполне в кузнецовском духе, зазвать к себе жить человека, проблемы которого лично к тебе не имеют никакого отношения, да еще зазвать в самый неподходящий момент, когда в доме и так все вверх дном.

– Я постараюсь найти для вас водку, – сказал Бернхард Менцель.

– Не надо, – вздохнула Люба.

– Но ведь вы хотели ее выпить.

– Не очень хотела. Так. Дурость накатила. Подумала, пока домой дойду, как раз опьянею и сразу засну.

– Вы живете рядом? – в очередной раз уточнил он. – И уже идете домой?

Вообще-то Люба терпеть не могла занудства, особенно в мужчинах. Но то, что звучало в голосе этого Бернхарда Менцеля, занудством почему-то не казалось, хотя вроде бы именно им и было. Наверное, все дело было в открытой доброжелательности, с которой он смотрел на нее и которую она заметила в нем сразу, как главное, что можно было в нем заметить.

– Да, – кивнула она.

– Вы разрешите мне вас проводить?

В его голосе и взгляде при этом вопросе мелькнула робость.

– Зачем? – удивилась Люба. – Я не заблужусь.

– Я слышал, в Москве опасно на улицах.

Люба невольно улыбнулась серьзности его тона.

– Во-первых, ничего особенного, – сказала она. – А во-вторых, если бы и опасно, так вы что, мастер боевых искусств?

– О нет! – Он улыбнулся. – Но все-таки мне кажется, что вдвоем пойти на улицу надежнее, чем одной. И к тому же Москва мне кажется утром очень красивая, и я хочу на нее смотреть.

– Ну пойдемте, раз так, – пожала плечами Люба. – Только Москву вы со мной не посмотрите, я в соседнем подъезде живу.

На душе у нее было так тошно, что лень было даже отбояриваться от постороннего и ненужного внимания.

– Вы точно не хотите водки? – уточнил напоследок Бернхард Менцель.

– Точно, – вздохнула Люба.

Все-таки он надоел ей своей дотошностью. Но куда теперь деваться? Пускай провожает.

Глава 8

– В этом доме есть эклектика. Я думаю, его строили не сразу до конца, а несколько раз.

– Вы архитектор? – без интереса спросила Люба.

– Я врач.

«Ну да, Федькиного отца коллега», – вспомнила она.

– Но я много занимался своим домом, – пояснил он.

– Строили?

– Это была реставрация.

«Во дворце, что ли, живет?» – подумала Люба.

Но расспрашивать не стала. Ей-то какая разница? К тому же они уже подошли к ее подъезду. Дом у них был угловой, к Царю и Кире надо было входить с Малой Бронной, а к Любе и Сашке со Спиридоньевского переулка.

– Спасибо, что проводили, – сказала она, взявшись за ручку подъездной двери. – Мне сюда.

  23  
×
×