Уроки зависти

Нора стояла на пороге, смотрела на чистую луну, и душа ее была охвачена не счастьем, но покоем.

Глава 14

На каком сроке округляется живот и беременность становится заметной, Нора не знала. И спросить было не у кого. Она пыталась вспомнить, как это бывало у тех женщин, которые родили недавно, на ее памяти, но высчитать помесячно все же не могла. Ну, вроде Танька Замахаева родила где-то через полгода после того, как вся Каменка заметила ее живот и принялась судачить, от кого она его нагуляла. Или не через полгода, а через семь месяцев? Или даже через восемь? Но тогда, получается, и ее, Норин, живот скоро уже станет заметен? Ведь уже июнь, и с того вечера у реки прошло почти два месяца.

Она по-прежнему чувствовала себя плохо: и голова кружилась по-прежнему, и тошнило. Но что-то переменилось в ней в ту ночь, когда она при свете свечи и луны читала про кавалера де Грие. И эта перемена была так значительна, что затмевала собою даже беременность. Беременность Нора почему-то никак не могла осознать, она не существовала для нее как что-то явственное, непреложное. А перемена, произошедшая в ее душе, была вот именно явственна и непреложна.

Нора поняла, что нет на свете такого человека, которого она допустила бы в свою жизнь. Все, кого она знала, могли бы только сапогами топтаться на том маленьком пространстве, которое она считала своим и одно лишь прикосновение к которому было для нее болезненным. А значит, и нечего им в ее жизни делать. Никому!

Но что бы она про себя ни думала, а со стороны ее жизнь выглядела точно такой же, как и всегда. Да и что могло измениться? Что-то есть и где-то жить по-прежнему надо, а значит, точно так же, как и раньше, надо ходить на работу, чтобы не выгнали из школы и из флигеля.

Единственная новизна, которую Нора попыталась внести в свою жизнь, состояла в том, что она набрала в библиотеке разных книжек – наугад. Но ни одна из них не захватила ее чувств, а само по себе чтение ее не увлекало, и она его забросила. Про книжку же о кавалере де Грие сказала в библиотеке, что утеряла, и, заплатив тройную цену, оставила «Манон Леско» себе и время от времени перечитывала то одну, то другую страницу.

Занятия в школе закончились, выпускной вечер тоже отпраздновали. Петр Васильевич Туроверов пришел на вечер уже с женой, крепкой, бойкой и приветливой женщиной лет на десять постарше Норы. Звали ее Катериной Николаевной, она быстро со всеми перезнакомилась и даже, кажется, сдружилась – беседовала про то, как налаживает житье в квартире, выделенной мужу, как готовит к школе своих мальчишек-близнецов, как думает устроиться в правление колхоза счетоводом.

Ну да Нора особо к ее разговорам не прислушивалась и к ней не приглядывалась.

Она и сама удивлялась равнодушию, которое вызывал у нее теперь Петр Васильевич. Он как-то враз сделался для нее совсем другим человеком. Ей даже не верилось, что все, что у нее с ним было, было именно с ним.

Наверное, и он чувствовал что-то подобное. Во всяком случае, не только не пытался больше поговорить с Норой, но при случайных встречах в школе даже не смотрел в ее сторону.

А может, ничего он и не чувствовал – просто решил, что раз она не предъявляет ему никаких претензий, значит, последовала его совету и сходила к бабке или к врачу.

Тошнота у нее прошла, и беременность теперь была совершенно неощутима. Нора о ней и не думала – ходила на работу, как всегда и как все.

Вместе со всеми пришла она и на последнее в учебном году собрание коллектива. Директрису Наталью Платоновну назначили к ним в Каменскую школу недавно; она перевелась откуда-то из Поволжья. Оказалась она деятельной, общественно активной, всех стремилась сплотить и воодушевить.

На собрании Наталья Платоновна отчитывалась о проделанной работе. Нора слушала вполуха. Потихоньку работало радио – оно всегда было включено в учительской. Передавали концерт классической музыки, и, сопровождая привычные слова, музыка не мешала им, а, наоборот, создавала какой-то другой, с обыденными этими словами никак не связанный смысл.

Директриса закончила говорить, и музыка закончилась. Все собрались уже расходиться, но Наталья Платоновна неожиданно предложила:

– Товарищи, давайте послушаем лекцию о музыке!

– О какой музыке? – удивленно переспросила Ольга Даниловна, математичка.

– Которую только что передавали. Музыка Баха, слышали? Это был абонемент Московской консерватории, а там после каждого исполнения лектор выступает. Чтобы во всех уголках нашей страны люди могли получать знания.