Талантливая флористка Эмма Грант владеет свадебным агентством. У нее...
Действие романа происходит в начале XX века. У главной героини погибает...
И, не в силах больше сдерживать ни слез, ни отчаяния, она заколотила его в грудь кулаками, и горькие рыдания вырывались при этом из ее груди.
Глава 9
Фамилия у Сани была знатная – Остерман-Серебряный.
Схожая была у знаменитого графа Остермана-Толстого, но тот был генерал от инфантерии и герой первой Отечественной войны – с Наполеоном, а Санин дед даже во вторую Отечественную войну не смог повоевать, потому что в первый ее день был арестован вместе с родителями и – уже отдельно от них – отправлен из Москвы на Колыму по случаю немецкой фамилии. Он-то и был Остерман и действительно был немец, хотя его семья и обрусела за жизни двух поколений, прошедшие в Москве. Так что поступили с ним логично. В логике тогдашней власти, разумеется.
Дед был рассудителен и умел понимать логику любых событий.
– К тому же на судьбу грех жаловаться, – объяснял он впоследствии своему единственному внуку Сане. – В лагере я встретил много талантливых и просто порядочных людей, которые определили все мое дальнейшее развитие, умственное и нравственное. А главное, именно там я встретил твою бабушку.
Серебряная – это была фамилия бабушки. Поженившись, они с дедом решили свои фамилии объединить, так как полагали, что у каждого из них есть повод гордиться своими предками, и желали дать своим детям вдвое больший зримый повод для гордости. Жениху было в то время девятнадцать лет, а невесте восемнадцать.
Уже позже, изучая восточную философию, дед понял, что, судя по всему течению их с Машей жизни, предки сделали им обоим огромную любезность, не испортив карму какими-нибудь недостойными поступками.
Но восточная философия была далеко впереди, а выйдя из лагерей в связи со смертью Сталина, Александр Дмитриевич Остерман-Серебряный намеревался посвятить себя какой-нибудь более практической деятельности, так как его жена была на сносях и он считал, что сейчас не время для его личных духовных удовольствий.
Мария Вадимовна освободилась из лагеря несколько раньше, но с Колымы не уехала, так как считала своим долгом находиться рядом с супругом, пусть и через колючую проволоку. Да и не по долгу, а по душе желала она рядом с ним находиться.
Роды у нее начались в поезде, которым семейство следовало в город Ярославль, где ему определено было жить. Ярославль и записали сыну Мите в качестве места рождения, потому что советскому ребенку было положено рождаться не где попало, а по месту прописки родителей, тем более если таковое место, как в случае Остерманов-Серебряных, было назначено организацией, с которой не принято было спорить.
В Ярославле они и прожили всю жизнь. Александр Дмитриевич работал механиком на судостроительном заводе, Мария Вадимовна окончила педучилище – в институт ее из-за особенностей анкеты не приняли – и стала учительницей младших классов.
Возможно, биографии их предков предопределяли для них нечто большее, но они своим жизненным путем были довольны. Подлостей не делали даже в лагерных обстоятельствах, которые очень сильно располагали к подлостям, выйдя из лагеря, не спились и не растеклись по поверхности жизни бесформенной лужей, сына вырастили порядочным человеком, выучили на геолога – чем же быть недовольными?
Конечно, обоим хотелось вернуться в Москву, которая была для них родным городом, но была она в то же время и городом с закрытой пропиской, и никаких надежд получить обратно свое московское жилье Остерманы-Серебряные не имели – не только потому, что никто не собирался им его возвращать, но и потому, что в их квартирах давно уже жили другие люди, которые, вероятно, ни в чем перед ними не были виноваты. А раз так, то и незачем мечтать о несбыточном.
Кто-то мог бы счесть Александра Дмитриевича и Марию Вадимовну людьми безропотными, кто-то – фаталистами, сами же они считали, что просто мыслят логически. И вполне логичным было то, что, выйдя на пенсию, Александр Дмитриевич наконец взялся за изучение философии, с которой впервые познакомился, беседуя в лагере с профессором Ленинградского университета.
Беседы происходили в лагерной больничке, куда Саша Остерман и знаменитый профессор Северцев попали с пеллагрой, от которой у обоих сошла кожа с рук и ног. Ничего сверхъестественного, учитывая военный лагерный паек, начальство в пеллагре не находило, так что помещение в больничку являлось большим везением.
Но еще бульшим везением Александр Дмитриевич всю жизнь считал те долгие разговоры, которые вел с ним Северцев. Он хранил их в своей памяти и ожидал, когда у него будет возможность посвящать занятиям философией и чтению соответствующих книг не случайные вечера и выходные, а все свое время.