Красное на голубом

– Правильно. Это и не чулок, а часть от колготок, скажем, одна «нога».

– Тяжелая у тебя работа, Марк. Ладно, иди. Что уж там. – Она поцеловала его у порога. – Вот только как подумаю о Корсаковой, так нехорошо на душе становится!

Марк ушел. Она вернулась в спальню. Фабиола крепко спала, разметавшись во сне. Рита поцеловала ее в теплый завиток на виске. «Малышка, как же ты похожа на своего отца».

3

– Гера, это я, Даша, открой.

Герман Овсянников открыл дверь, и Даша увидела его растерянное бледное лицо.

– Что с тобой? Ты заболел, что ли? А где Ирина?

– Не знаю. Уже скоро ночь, а ее все нет. Я тут с ума схожу! Ее нигде нет. Постой, вы когда закончили работу?

– Как всегда, в шесть. Она вышла вместе со мной из офиса, сказала, что ей нужно в магазин, и все. Больше я ее не видела.

– А почему ты не пошла с ней в магазин?

Даша так посмотрела на Германа, что тот смутился.

– Извини. Просто я нервничаю. Конечно, ты не должна была идти с ней ни в какой магазин. Может, с ней что-то случилось?

– А что ее телефон?

– Не отвечает. Длинные гудки. Словно она не слышит.

– Странно все это. Вообще-то Ирина – человек ответственный, она бы позвонила, так?

– Так. Но она не позвонила. Даш, да ты проходи, проходи. Извини, я сегодня плохо соображаю.

Даша, отлично ориентировавшаяся в квартире своих друзей, быстро прошла в гостиную, достала сигареты и, придвинув к себе пепельницу, закурила.

– Странно. Вообще-то она отлично знает о том, что я должна к ней сегодня прийти. Я принесла ей крем, который она заказывала. Она давно его хотела. Одна моя подружка приехала из Франции, привезла.

– Дуры вы, бабы, – слабым голосом произнес измученный неопределенностью Герман. – Магазины ломятся от кремов, всякие там дистрибьюторные фирмы их распространяют, но вам и этого мало – подавай из Франции. Крем! Крем – это хорошо. Значит, Ирина знала о том, что ты должна прийти? Послушай, а может, она что-то о нас узнала?

– Ничего она не узнала. Да и вообще, Герман, все это было так давно. И никто, кроме тебя и меня, ничего не знает.

Герман вспомнил, что вот так же, однажды поздно вечером, подруга его жены Даша пришла к ним, как это водится, на огонек, и они долго прождали Ирину, пока та не позвонила и не сказала, что встретила свою одноклассницу и у той день рождения. Словом, чтобы было не скучно, Герман достал коньяку, Даша приготовила ужин на скорую руку, а то, что произошло потом, воспринималось ими обоими как продолжение вечерних удовольствий, не больше. Но только если Даша вспоминала об этом крайне редко, да и то, чтобы подколоть Германа, пошутить, то Герман считал этот случай настоящей изменой Ирине и ужасно боялся разоблачения. Вот и сейчас, когда Ирина не вернулась домой вовремя, он готов был винить в этом себя и предполагать самое худшее, к примеру, что Ирина узнала об их измене (не в меру разговорчивая Даша вполне могла проговориться, точнее, сделать это намеренно, но с таким видом, словно она не нарочно упомянула об этом, просто так, от скуки, это в ее взбалмошном характере) и уехала к матери. Но телефон ее матери молчал – теща еще два дня назад уехала в Египет.

– Может, она у матери? Надо бы съездить, может, она там?

– Да ты позвони соседке, у вас же есть ее телефон, она тебе и скажет, там Ирина или нет, – посоветовала Даша, с хозяйским видом готовя себе кофе в кухне.

Герман знал, что он не нравится Даше, что она переспала с ним тоже просто так, от скуки. У нее, кроме Германа, было полно мужчин, с которыми она проводила время и с которых тянула деньги. Даша была красивой яркой брюнеткой с неестественно-синими глазами («Это не линзы, – говорила она всем, кто обращал внимание на чудесный цвет ее глаз, – честное слово. Это натуральный цвет моих глаз!»). К тому же у нее был пышный бюст, и тоже натуральный. И Герман всякий раз удивлялся, как можно вот так, первому встречному на какой-нибудь вечеринке говорить о том, что и грудь у нее тоже натуральная. Он считал эти объяснения излишними, полагая, что такая красивая женщина, как Даша, должна нести свою красоту с гордостью, ослепляя и восхищая всех.

Ирина тоже была красива, но более сдержанной, интеллигентной красотой – ее роскошные формы сочетались со светло-русыми волосами и серыми, порой с фиолетовым оттенком, как ему казалось, глазами. «Твои глаза меняют цвет, как александриты», – любил повторять он.

– Ее нет у тещи. – Герман положил трубку и взглянул на Дашу с потерянным видом. – Соседка звонила, стучала и вообще сказала, что давно Иру не видела. Что делать?