Голубятня на желтой поляне

На верхних ступеньках его туго ударил в спину ветер. Вскинул широкий воротник, прижал к затылку и ушам. Когда мальчик поднялся на площадку, ветер совсем сошёл с ума. Рванул на мальчике рубашку, самого его чуть не сбил с ног. По цементу со скрежетом носились высохшие листья, принесённые сюда прошлой осенью.

Площадка окружена была метровыми квадратными зубцами. В промежутках тянулись трубчатые поручни. Ветер подтолкнул мальчика к поручню. Мальчик лёг на него животом и внизу увидел маму. Она садилась в оранжевый автобус, который остановился на обочине. Мальчик окликнул маму и замахал рукой. Но мама не заметила его и скрылась в автобусе. Мальчик долго махал ему вслед, и коротенький рукав бился у плеча, как зелёный флажок.

Потом он ещё с полминуты смотрел на пустую, белую от солнца дорогу. На холмы, поросшие орешником. За холмами вставали далёкие синеватые башни Пустого Города, куда запрещалось ходить. В городе жили страхи и опасности, про это знали все. Мальчик о чём-то вспомнил и усмехнулся.

Наконец, преодолев хлёсткий напор ветра, он вернулся к лестнице и спустился в тёплую тишину двора.

Ему было немного не по себе…

Ящерка ждала мальчика, выглядывая из-за камня.

— Эх ты… — сказал ей мальчик.

Ящерка скользнула на серую плиту и побежала к фундаменту — туда, где к башне примыкало правое крыло форта.

В прошлом веке здесь взорвался чудовищный круглый снаряд, брошенный с вражеского монитора. На фундаменте до сих пор чернели кривые трещины и щели. Когда-то их пытались залатать цементом и замазать известью, но до конца дело не довели. Здесь же, косо прислонённые к стене, стояли плоские каменные блоки. Ящерка хотела юркнуть между блоками и стеной, но мальчик накрыл её ладошкой.

Он подержал её — щекочущую, живую, стучащую крошечным сердечком — и посадил в нагрудный кармашек.

— Вот тебе. Теперь сиди… — пробормотал он. И хотел встать. Но из-под каменных блоков, что стояли у стены, донеслись смутные голоса. Неразборчивые слова, полушёпот.

Мальчик сунулся под камни. Здесь, в зябкой тени, он разглядел на фундаменте у самой земли щель. Большую. Длина около метра, а ширина такая, что может протиснуться кошка. Мальчик пролез подальше и замер у щели.

В ней ничего не было видно. Лишь на краях лежали неподвижные отблески желтоватого света. Зато стали различимы обрывки фраз:

— …и на той площади, где колокола…

— …кино про мушкетёров…

— …А Илюшка ногой ка-ак двинет и обломил разрядник! А они…

— …Зря они так. Всё-таки на лодке лучше…

Мальчик слушал долго, хотя стоять на четвереньках было неудобно: ныла спина, острые камешки и сухая известковая крошка впивались в коленки и ладони.

— …Если они узнают, мы сами виноваты… — услышал мальчик, и тут его кто-то легонько пнул в босую пятку.

Он вздрогнул, ладошкой прижал кармашек с ящеркой и, пятясь, выбрался из-под камней.

Над ним стояли двое мальчишек лет по двенадцати. Один — широкоскулый, коротко стриженный, с сердитыми глазами и трещинками на пухлых губах. Второй — тонкоплечий, сильно загорелый, со светлыми волосами, косо лежащими на коричневом лбу, с коленом, замотанным грязной синей тряпицей.

Мальчик знал, что у сердитого прозвище Лётчик. У загорелого прозвища не было, а звали его, кажется, Андрюшка. Оба они были в форме младших воспитанников: сизых флотских блузах навыпуск и коротких полотняных штанах — пыльных и мятых. Андрюшка не то спросил, не то просто сказал:

— Подслушивал, птенчик…

— Нет! — поспешно отпёрся мальчик. — Я случайно…

— Подслушивал случайно, — усмехнулся Лётчик. — Интересно, много ли слышал?

— Почти ничего, — сказал мальчик. — Бормотанье ка кое-то.

Мальчишки загораживали дорогу к дому, бежать было немыслимо, да, по правде говоря, и не хотелось.

Мальчик опять сказал:

— Я не нарочно…

— Что будем делать? — сумрачно спросил Лётчик у Андрюшки.

— Вот это прокольчик, — проговорил Андрюшка печально. Так говорят о большой неприятности, когда не знают, как её исправить. Он поддёрнул подол блузы, сунул руки в карманы на штанах и прошёлся по мальчику взглядом. От босых ступней до медных волосков, торчащих на макушке. И с беспощадной ноткой сказал:

— Придётся тащить в штаб.

Потом деловито предупредил мальчика:

— Попробуй только пикнуть.

— Не буду пищать, — тут же пообещал мальчик.