Голубятня на желтой поляне

Я разозлился совсем по-глупому:

— Это ваших Старых Гор нет на свете!

— Вот и прекрасно! Тогда отправляйтесь на ту станцию, которая есть, а мне не мешайте работать.

Я говорю:

— Дайте схему путей вашего участка.

— Может, вам всю документацию развернуть? Может, вы ревизор? Так я вам заранее скажу: она в полном беспорядке, эта документация! Можете увольнять! У меня нет должности делопроизводителя, чтобы чистить архивы!

— Мне архивы не нужны! Схему дайте! Я журналист, вы обязаны!

— Надо ещё разобраться, что вы за журналист… Да вон она, схема, на стене висит! Все дороги нашего управления!

Я больше часа торчал перед картой, всё пытался понять, что это такое. Колыча не было. Старо-Талицы тоже не было. Ничего, что знакомо…

У меня за спиной кто-то закашлял. Я оглянулся — пожилой милиционер.

— Здравия желаю, — говорит. — Документы ваши позвольте полюбопытствовать.

Я дал ему удостоверение. Он почитал, пожал плечами.

— Издалека, видать…

Начальник станции тут же сунулся:

— Пассажир утверждает, что ехал не больше двух часов.

— Бывает, — сказал милиционер. — А вы случайно… я, конечно, извиняюсь… когда в вагон садились, немножко не того?

— Нет, „не того“. Я вообще никогда „не того“!

— Похвально, конечно… — Он отдал мне удостоверение, на начальника станции поглядел, руками развёл.

— Разбирайтесь, — говорит, — сами…»

«… — А эта станция Мост, она-то где?

— Да нет же, нет такой станции! — заорал он.

Вообще-то он, по-моему, неплохой человек, добродушный на вид. На нашего ответственного секретаря похож — тоже лысоватый, кругленький. Если и сердится, то не всерьёз. Но тут я его просто до бешенства довёл. А что мне было делать?

— На поезде же написано, чёрт побери! „Эс, тэ, Мост“!

— Где? Где он, поезд?! Покажите мне его!

— Да там он стоял! На крайнем пути! Вы начальник станции или парикмахер? Не знаете, какие поезда у вас проходят?

Мы вышли на перрон.

— Где? На каком пути? — стонет он, бедняга.

— Вон на том, за водокачкой!

— Господи! Да там же тупик! Видите, там старый вагон! Он там сто лет стоит!

Я плюнул и пошёл через рельсы.

Подхожу — правда, тупик. Правда, вагон…»

«Буфетчица и говорит:

— Странный у вас рубль какой-то…

— Почему странный?

— Да вот… цифра не с того краю. Цвет какой-то…

— Всю жизнь получаю зарплату такими рублями, — сказал я. А сам думаю: „Пора уносить ноги. Так я и в фальшивомонетчики угожу“. Однако она рубль взяла, дала гривенник сдачи…

И пошёл я снова на вокзал. Думаю — вдруг чудо? Вдруг там стоит этот самый поезд? Нет, всё тот же тупик, всё тот же старый вагон. Я постоял, подумал и забрался внутрь…»

«…этот дурак в „Вечернем Старогорске“. Тоже мне — коллега! „У нас, — говорит, — в последнее время просто наплыв авторов-фантастов. Один рассказывает сказку про гипсовых пришельцев из другой галактики, второй историю вроде вашей, третий про машину времени в виде трёхколёсного велосипеда. Такие вещи надо печатать в столицах, там специальные журналы. А у нас городская газета, местные новости…“

«…если бы не эти мальчишки. Особенно Гелька.

Мне показалось, что в этом городке, таком ласковом и хорошем, все должны быть весёлыми. А у Гельки то и дело тревожные глаза. И почему-то он очень часто ощетинивается обидой, как шипастым щитом. Я такой был — это понятно. А он-то с чего? Живёт нормально, никаких забот… Никаких? Откуда я знаю?

Господи, что я вообще знаю об этом мире? Какой он? Как меня сюда занесло? В этот непонятный край, где вечером передают по телевизору новости о разведчиках Марса, а с мальчишками дружит скрипучий робот-меланхолик…

А может быть, Дмитрий Афанасьевич, начальник станции, прав? Мы пили чай у него в кабинете, и он сказал:

— Глеб… А если тебе просто привиделся твой Колыч? Ты не обижайся, бывают иногда такие заскоки, особенно у писателей.

Я подумал: а что, если правда?

Но удостоверение…

Нет, я совсем какую-то ерунду пишу.

Дмитрий Афанасьевич предложил:

— Давай устрою в гостиницу.

— Нет, я в вагоне. Пока тепло… Как-то привычнее.

Дело, конечно, не в том, что привычнее. Просто я боюсь уходить со станции. Всё надеюсь: вдруг опять появится тот поезд…

— Ну, живи, не жалко. Только смотри, чтобы пацаны твои не баловались…