170  

Горг, которому бы самое время заглянуть в гости к Ванде, она бы встретила его с распростертыми объятиями, новости не смотрит и не слушает, потому что находится далеко-далеко, в Запределье.

В своей кровати в «Макстоне» Чарльз Бернсайд наслаждается снами, но не собственными, а другого существа, из другого мира, которого ему никогда не увидеть. Одетые в лохмотья, истощенные дети бредут на окровавленных ножках мимо языков пламени, вращают гигантские колеса, которые, в свою очередь, вращают колеса еще большего размера, а уж те питают энергией двигатели уничтожения, вознесенные в черно-кровавое небо. В воздухе стоит резкий запах расплавленного металла, чего-то отвратительного, вроде мочи дракона, и отчаяния. Ящероподобные демоны с длинными хвостами немилосердно хлещут детей.

Грохот, треск, тяжелые удары рвут барабанные перепонки. Таковы сны лучшего друга и любящего хозяина Берни, мистера Маншана, и они бесконечно радуют старика.

Пройдя коридор крыла «Маргаритки», миновав уютный холл и маленькую приемную, где стоит стол Ребекки Вайлес, заглянем в кабинет Шустрика Макстона. Последнего волнуют куда более прозаичные проблемы. Маленький телевизор на полке над сейфом показывает, как карикатурный коп, Бешеный Мадьяр Храбовски, молодецким ударом ручного фонарика укладывает на асфальт Уэнделла Грина, но Шустрик не наслаждается этим незабываемым зрелищем. Он должен найти тринадцать тысяч долларов, которые задолжал своему букмекеру, а у него — только половина необходимой суммы. Вчера очаровательная Ребекка Вайлес съездила в Миллер и сняла со счета большую часть денег, и он может использовать две тысячи долларов с собственного счета, при условии, что вернет их до конца месяца. Остается добрать еще шесть «штук», ради чего придется серьезно поработать с бухгалтерскими книгами. К счастью, творческое отношение к бухгалтерии — хобби Шустрика, и, начав обдумывать возможные варианты, он видит, что возникшие трудности определенно можно преодолеть.

В конце концов, он пришел в этот бизнес прежде всего, чтобы воровать как можно больше, не так ли? Помимо услуг, оказываемых ему мисс Вайлес, воровство — единственное занятие, которое приносит ему радость. Объем украденного значения не имеет: как мы видели, Шустрик одинаково счастлив, кладя в карман и полторы сотни долларов, отобранных у родственников своих пациентов в день Клубничного фестиваля, и десять или пятнадцать долларов государственных денег. В компьютере у него двойная бухгалтерия, и он без труда может снять деньги со счета компании, не вызвав подозрений аудиторов, которые должны прийти с проверкой примерно через месяц. В случае если аудиторы потребуют сведения о передвижении средств по банковских счетам, у него есть в запасе два-три отвлекающих маневра, которыми он может воспользоваться. Жаль, конечно, что аудиторы приходят так скоро… будь у Шустрика побольше времени, он бы заштопал все прорехи. «Потеря тринадцати тысяч — не проблема, — думает Шустрик. — Проблема в том, что он проиграл их в крайне неудачный момент».

Для того чтобы принять верное решение, Шустрик подвигает к себе клавиатуру, дает команду компьютеру распечатать счета прошлого месяца по обеим бухгалтериям. К тому времени, как придут аудиторы, бумагорезательная машина уже превратит эти странички в сечку.

***

Давайте переместимся из одной формы безумия в другую.

После того как владелец трейлерного парка «Холидей» трясущимся указательным пальцем указал Джеку, где найти Тэнзи Френо, Джек направляет свой пикап к ее «Эйрстриму», последнему и самому неухоженному в ряду из четырех домов на колесах. Вдоль двух других растут цветы, около третьего — ярко-зеленый навес, под которым стоят стол и стулья из пластика. Их обитатели предприняли хоть какие-то попытки благообразить свои жилища. Про четвертый трейлер такого не скажешь. Вокруг только вытоптанная земля да сорняки.

Шторы опущены. Трейлер окружен аурой безнадеги, пустоты и, пожалуй, соскальзывания. Он даже выглядит не таким, как остальные. Беда изменила его обводы, как изменяет внешность человека, и когда Джек вылезает из пикапа и идет к шлакоблокам, лежащим перед дверью, его сомнения усиливаются. Он уже не уверен, что стоило приезжать сюда. Джек вдруг понимает, что не может дать Тэнзи Френо ничего, кроме жалости, и от этой мысли ему становится как-то не по себе.

Потом в голову приходит мысль, что сомнения маскируют истинные чувства, дискомфорт, который он испытывает, глядя на дом на колесах. Он не хочет входить в него. Но выбора у Джека нет — только вперед. Его глаза находят коврик перед дверью, самый обычный коврик (привет из реального мира, который уже начинает исчезать вокруг него), поднимается на верхнюю ступень лестницы, стучит в дверь. Изнутри — ни звука. Может, Тэнзи еще спит и не хочет просыпаться? На месте Тэнзи он бы как можно дольше оставался в постели. На месте Тэнзи он бы оставался там не одну неделю. Борясь с желанием развернуться и уйти, Джек стучит вновь, спрашивает:

  170  
×
×