Чёрный дом

Это и есть настоящий мистер Маншан, существо, которое вне «Черного дома» может жить только в голове Берни. Скоро он материализуется полностью, разбудит Берни (если понадобится, то и пыткой) и использует в своих целях, пока есть что использовать. Потому что сам мистер Маншан не может вывести Тая из его камеры в «Черном доме».

Как только мальчик окажется в Конечном мире, Шеоле, по терминологии Берни, ситуация изменится.

Наконец Берни открывает глаза. Его узловатые руки, пролившие так много крови, тянутся к телу, чтобы пощупать собственную кровь, сочащуюся сквозь рубашку. Он смотрит, видит, как расползлось красное пятно, и кричит от ужаса и трусости. У него и мыслей нет, что, убив стольких детей, он заслужил возмездие — удар ножом, нанесенный ему слепым. Удар этот кажется ему чудовищной несправедливостью.

Впервые ему в голову приходит на редкость неприятная мысль: а вдруг придется платить за содеянное? Он видел Конечный мир. Видел Конджер-роуд, петляющую по нему и приводящую к Дин-та. Вывороченная, выжженная местность по обе стороны Конджер-роуд напоминает ад, и, конечно же, Ан-так, Большая комбинация, просто ад. Что, если его определят именно туда? Что, если…

Ужасная, парализующая боль пронзает внутренности. Мистер Маншан, полностью материализовавшийся, протягивает дымящуюся, уже непрозрачную руку и тычет ею в рану, нанесенную выкидным ножом Генри.

Берни кричит. Слезы текут по морщинистым щекам старика детоубийцы.

— Не мучай меня!

— Тохта делать, што я гофорить!

— Я не могу, — хнычет Берни. — Я умираю. Посмотри, сколько крови. Или ты думаешь, это царапина? Мне восемьдесят пять гребаных лет!

— Ушпокойша, Берн-Берн… по другую шторону ешть те, кто беш проблем фылешить тфои раны. — На мистера Маншана, как и на сам «Черный дом», смотреть непросто. Он вибрирует, расплывается перед глазами. На этом отвратительно длинном лице (оно закрывает большую часть тела, как иной раз голова в газетных карикатурах) то два глаза, то один. Иногда на голове венчик рыжих волос, иногда Маншан такой же лысый, как Юл Бриннер. Только красные губы и торчащие между ними зубы остаются неизменными.

Берни с надеждой взирает на своего сообщника. Его руки при этом продолжают исследовать живот, твердый и бугристый.

Берни подозревает, что бугры — это сгустки свернувшейся крови. Неужели у него такое тяжелое ранение? Как такое могло случиться? Такого просто не могло случиться! Его же обещали оберегать! Защищать от…

— Фполне фошмошно, — говорит мистер Маншан, — что удаштша шбгошить ш тебя хгуш лет и ты фнофь фегнешьша ф фошгашт, ф каком Хгиштош нашел шфою шмегть.

— Снова стать молодым. — Берни шумно выдыхает. Воздух, выходящий из рта, пахнет кровью и гнилью. — Да, мне бы этого хотелось.

— Конешно. И такое фошмошно. — Мистер Маншан кивает находящимся в непрерывном движении лицом. — Это милость, которую мошет дагофать аббала. Мне это не под шилу, Шагльш, мой догогой дгук. Но я могу дать тебе одно обещание.

Существо в черном смокинге и красном эскоте с удивительным проворством подскакивает к старику. Рука с длиннющими пальцами вновь ныряет в рубашку Чамми Бернсайда, сжимается в кулак и вызывает боль, которой старик убийца не испытывал никогда в жизни, хотя подвергал невинных куда более жестоким мукам.

Страшное лицо мистера Маншана нависает над Берни. Единственный глаз сверкает.

— Ты чуфстфуешь боль, Берни? Чуфстфуешь, старый козел? Хо-хо, ха-ха, конечно, чуфстфуешь. Это тфои фнутренности я держу в сфоей руке. И если ты не перестанешь тянуть фремя, я фырфу их из тфоего тела, хо-хо, ха-ха, и обмотаю фокруг тфоей шеи! Ты умрешь, зная, что тебя задушили тфоими же кишками! Этому фокусу я научился у самого Фрица, Фрица Хаармана, который был таким молодым и сильным! А теперь! Что ты скажешь? Ты его прифедешь или задохнешься?

— Я его приведу! — кричит Берни. — Я его приведу, только перестань, перестань, ты разрываешь меня!

— Прифеди его на станцию. Станцию, Берн-Берн. Этот парень не для крысиных нор, не для лисьих нор… не для Ком-би-на-ции. Никаких крофоточащих ношек для Тайлера; он поработает на аббала фот этим. — Длинный палец с черным ногтем поднимается к огромному лбу и постукивает над глазами (в этот момент Берни видит два глаза, а через секунду на лице остается один). — Понятно?

— Да! Да! — Внутренности Берни в огне. А рука в рубашке все крутит и крутит их.