Pasternak

— Меня другое беспокоит. Он же с копием в теле бежал…

— Чего тут странного. Здоровый потому что. Главное, что недалеко убежал!

— Копие почти из себя вытащил… — мрачно шептал Цыбашев.

— Так ведь он потом наебнулся и сам насквозь себя проткнул. А вспомни — ну, тот, главный уринотерапивец, у которого не кровь, а моча была. Ох и штын же стоял… Как он, сука, дергался! Не переживай, отец. Все идет просто заебись!

18

Несмотря на Лехины уверения, что все идет отлично, Цыбашев не мог не признать факта, что враги стали живучее. У реки, еще покрытой слабым мартовским ледком, Цыбашев устроил засаду на поклонников Порфирия Корнеевича Иванова. Здесь находилось их тайное излюбленное место, был оборудован деревянный спуск с берега прямо в полынью.

Брезжило промозглое утро. На берегу собралось человек пятнадцать, мужчины, женщины и дети, одетые только в одинаковые, широкого покроя до колен, черные трусы. Среди них особо выделялся главный в их группе ивановец, огромный, седобородый, косматый, в самых широких трусах.

Люди кружили по чернеющему землей снегу, старший выкрикивал: «Каждый, кто в Порфирии пребывает, сам себе поп». И остальные, вскидывая руки, отвечали: «Господь Животворящий Порфирий Корнеевич Иванов, ходатай за нас Святой Дух, перед Богом Духом Отцом и Природою». Потом люди по одному спускались к проруби и с головой окунались. Старший в этом момент восклицал: «Живем в природе один раз, а потом умираем на веки веков. Мы не знаем, что будет после нашей смерти, поэтому все дела свои мы делаем здесь и сейчас, в нашей земной жизни, остальное — сон. Да станет нам не Голгофа болящего Христа, а Чувилкин бугор Порфирия!» Потом шел к проруби следующий ивановец. Совсем маленького ребенка мать прижимала к своим, лоснящимся тюленьей кожей, вислым грудям. Последним в воду полез сам главный.

Цыбашев и Нечаев вышли из своего укрытия. Леха Нечаев, отвлекая группу на себя, издевательски крикнул: «Хуй Порфирий Иванов утром ходит без штанов!» Цыбашев приблизился к деревянному спуску.

Главный ивановец уже вползал по ступенькам на снег. Он не вставал на ноги и для продления удовольствия полз, волоча свою мощную тушу одними широкими ладонями. Вода, не задерживаясь, скатывалась с налившихся сальной мощью боков. Поистине огромный, широкий, он если бы поднялся, то был бы на две головы выше Цыбашева. Глаза ивановца, маленькие и круглые, утопали в глубоких жировых морщинах, которые издалека можно было принять за старческие.

Цыбашев вытащил копие. Ивановец с поразительной для его комплекции ловкостью хлестнул Цыбашева по лицу мокрой и широкой ладонью. Цыбашев почти не обратил внимания на боль, чувствуя на лице рыбью слизь от этой мутировавшей в плавник конечности ивановца. Тот спешил к проруби. Цыбашев кинулся за ним, пытаясь удержать, но тело ивановца, покрытое внешним жиром, было скользким, и рука Цыбашева съехала до черных гигантских трусов. Цыбашев ухватился за них и содрогнулся от омерзения. То была не ткань, а жирная, слизкая, пигментированная черным кожа — юбочный нарост, прикрывающий половые органы этого нелюдя. Туша волокла Цыбашева на лед, к полынье.

Превозмогая отвращение, Цыбашев воткнул копие в спину существа. Ивановец обернул к Цыбашеву злобное лицо. Из-под верхней губы его выкатились огромные, как у моржа, клыки. Извернувшись поразительно гибким для этой комплекции телом, он обрушился на Цыбашева.

Цыбашев выпустил рукоять копия, отпрянул, и клыки разбили лед, треснувший от полыньи до берега. Цыбашев оказался в воде. Ивановец, извиваясь округлым телом, стремительно ушел под лед, взмахнув сросшимися в хвост ступнями. Цыбашев ухватился за протянутую Нечаевым руку, выбрался на берег.

— Ушел? — спросил Леха.

Цыбашев устало кивнул, чувствуя холод в теле.

— Ничего, — подбодрил его Леха, — копие в нем осталось, значит, недалеко уплывет…

* * *

Купание в ледяной воде стоило Цыбашеву воспаления легких. Около месяца он болел. Единственной светлой новостью был пожар в рериховском фонде, уничтоживший здание бывшего завода, где фонд располагался. По слухам, в огне также погибли и некоторые из рериховских лидеров.

Цыбашева это событие порадовало и насторожило. Такие вещи не могли быть случайностью. Сам он не рассчитывал нанести туда визит в ближайшем будущем. Фонд и его руководители располагали внушительной охраной, в последнее время только возросшей. Цыбашев всякий раз говорил себе, что пора вплотную заняться фондом и начать громить его по филиалам, но всякий раз переносил сроки…