Оборванные нити. Том 1

Вторая составляющая ночных переживаний оформилась не столь отчетливо, она волновала и пугала Сергея. Он так и не понял, почему слова Эжена Гильвика не давали ему покоя, всплыв на поверхность сознания из бог весть каких глубин:

• Я ходил без тебя в леса,
• Я ходил без тебя в луга,
• Без тебя я смог сто тропинок пройти,
• Без тебя я смог у ручья прилечь,
• Без тебя я смог весь вечер нести
• Тяжесть своих одиноких шагов.
• Больше я так не хочу —
• Без тебя.

Он не мог бы поручиться за точность цитирования, прошло слишком много лет с той поры, когда тетя Нюта их декламировала, а Сережа замирал, охваченный нежностью и неясной тревогой. Но в целом был уверен, что помнит стихотворение достаточно близко к тексту. И с чего оно так назойливо крутится в голове, и звучит в ушах голос тети Нюты, и неясная тревога, щемящая и в то же время сладкая, не дает ему покоя?

Ответа он, проснувшись, не нашел, но зато нашел, как ему показалось, очень правильное и рациональное решение: позвонить Ольге. Телефон у него есть. Ольга вчера показала себя вдумчивой, умной и заинтересованной слушательницей, если рассказать ей о своем смятении, вызванном Гильвиком, то она обязательно поможет разобраться. Она проанализирует каждое слово в стихотворении, каждую мысль, о которой Сергей ей расскажет, она вникнет во все обстоятельства и непременно поможет ему справиться с этой томительной и необъяснимой тревогой. Сам он причин для тревог не видел. Он видел причины только для отчаяния из-за ошибочно принятого решения, отменить которое он не в силах. А тревога-то тут при чем? Тревога — это симптом отсутствия информации, непонимания, ощущения того, что ты не управляешь ситуацией, не контролируешь ее. Ничего подобного в своей жизни Серега Саблин в данный момент не наблюдает.

Поэтому он без малейших колебаний вытащил из кармана кожаного пиджака, в котором накануне был на банкете, глянцевый прямоугольник, на котором с одной стороны было каллиграфическим почерком выведено незнакомое имя, а с другой — нацарапан номер телефона. Хорошо, что банкет по случаю юбилея Михаила Евгеньевича состоялся в субботу, сегодня выходной, и дежурства у него нет, и Ольга, надо надеяться, свободна.

Она ответила сразу же, словно сидела возле телефонного аппарата или в момент звонка проходила мимо.

— Конечно, — согласилась она, едва услышав просьбу Сереги о встрече, — только где? На улице такой дождь, не хочется промокнуть.

— Может, в кафе посидим? — предложил он.

Девушка рассмеялась в трубку.

— А до кафе как добираться? На ковре-самолете? Если хочешь, можешь приехать ко мне домой, родители уехали на дачу с самого утра, несмотря на погоду. Вот охота же этим маразмом заниматься! Меня на дачу даже под расстрелом не вытащишь.

Сергей ошарашенно молчал. Он готовился уговаривать, выслушивать отказ — а как же иначе должна повести себя девица на выданье, когда ей предлагает встретиться молодой мужчина с явно не матримониальными намерениями? Зачем им встречаться, если это не романтическое свидание?

— Чего ты молчишь? — снова послышался ее смех. — Не бойся, я тебя приглашаю к себе без всякой задней мысли. Ничего такого я в виду не имею. Впрочем, может быть, и имею. Это уж как пойдет.

— Что пойдет? — испуганно спросил Серега, который при всей быстроте ума никак не мог угнаться за ее прихотливым юмором. — Куда пойдет?

— Пойдет туда, куда надо, — девушка уже откровенно хохотала. — Да не волнуйся ты, против твоей воли ничего плохого с тобой здесь не случится. Я тебя не обижу.

Ее грудной, чуть хрипловатый смех звучал так задорно и открыто, что Сергей опомнился и тоже невольно улыбнулся. Не привык он к такому, Ленка никогда не была прямой и откровенной, она жеманилась, намекала, одним словом, «давала понять». И если прежде Сергею это нравилось и даже умиляло, то сейчас он вспомнил об этом с неожиданным, непонятно откуда взявшимся раздражением.

Он записал адрес, накинул ветровку с капюшоном, схватил зонт и выскочил на улицу. Поймать машину в такую погоду в Москве — дело совершенно нереальное, но ему все-таки удалось остановить какого-то бомбилу на раздолбанных «Жигулях» первой модели с ржавым задним правым крылом и изрядно поцарапанными дверцами. Да какая разница! Лишь бы довез.

Ольга открыла ему дверь вся в черном: черные широкие брюки с высоким широким поясом, которые в первый момент Серега даже принял за длинную юбку «в пол», черная облегающая трикотажная кофточка с глубоким вырезом, в котором сияла белоснежная кожа пышной груди, два ярких пятна — бирюзовый шарф, перехватывающий высоко поднятые на затылке густые вьющиеся волосы, и крупная подвеска из бирюзы в серебряной оправе, висящая на серебряной же цепочке. Сергей обомлел. Да та ли это девушка, которую он вчера впервые увидел и ничтоже сумняшеся сравнил с каракатицей?! Куда делись короткие ноги? Где некрасивой формы ягодицы? Где пресное, неинтересное лицо, единственным достоинством которого ему казались только обрамленные длиннющими ресницами темно-карие глаза? Куда это все девалось? Ведь вчера все эти чудесные «достоинства», подчеркнутые красным костюмом, громко заявляли о себе!