108  

— Музыка Баснера, слова Матусовского… — объявил страшный евнух-диджей.

Низкий, исполненный подземного трагизма бас затянул похоронный мотив:

  • Дымилась роща под горою,
  • И вместе с ней горел закат.
  • Нас оставалось только трое
  • Из восемнадцати ребят.
  • Как много их, друзей хороших,
  • Лежать осталось в темноте
  • У незнакомого поселка,
  • На безымянной высоте.

Побежали «щиты», рванула с места «Нива», выбросив облако бензиновой гари. Руки с ковшами одновременно взлетели вверх и упали, словно хлестнули нагайками. Мне показалось, что рядом прогудел рой майских жуков. Что-то врезалось в край частокола, разлетелось на куски, острый осколок впился мне в щеку.

Снова сорвались ковши. Взмыла жужжащая насекомья орда. Спустя миг новый шквал обрушился на частокол, расшибая бревна в щепки. Прежде чем я догадался, что нас обстреливают, каким-то хрустким шлепком скинуло Вырина.

— Пращники! — отчаянно завопил Марат Андреевич. — Ложись!

Я припал к доскам. На земле корчился с разбитой головой Вырин. Лица у Гриши уже не было, каменное ядро расшибло его всмятку.

Частокол сотрясло, опрокинулись бочки и настил. В пролом вломился дубовый форштевень «Нивы», покатились расшатанные бревна. Часть стены, лишенная опоры, рухнула. Вслед за машиной в брешь неудержимым потоком устремились враги.

Сброшенные на землю тараном, широнинцы все же успели организовать оборону. Первый неприятельский ряд с разбегу напоролся на пики, угодил под лопаты и топоры. Натиск дрогнул, откатился, снова хлынул вперед. Звероголовые упрямо лезли в пролом, хрипя и рыча, готовые ценой жизни свалить, разорвать, задушить.

Я бросился туда, где рубились мои товарищи. У бреши образовалась кровавая давка, растоптанная ногами земля была скользкой и топкой. В мучительной тесноте не получалось как следует размахнуться. Я тыкал клевцом, глядя на искаженные яростью спитые сибирские лица, гаснущие, но по-прежнему беспощадные ненавидящие глаза, оскаленные рты в клочьях пены…

— Как будто сно-о-ва вместе с ни-и-ми стою на огненна-а-й черте! У незнакомого поселка, на безымя-а-нной высоте… — тоскливо басил голос слова рефрена. Музыки не стало. Захрипела игла, что-то щелкнуло. В проломе показались латные воины и пращники. Менять пластинку было некому. Усиленные подмогой, враги напирали. Бойню вынесло на середину двора. Через кирпичную стену проворно лезли бойцы четвертого засадного отряда, спеша обагрить оружие.

Брызжущая кровью, стрекочущая железом, орущая, стонущая круговерть раскидала нас. Копейщики теснили меня к дальней стене частокола. Быстрые выпады словно очертили невидимый, но четкий полукруг, в пределах которого я оставался неуязвимым, лишь наблюдал, как тает моя читальня.

Таня вогнала рапиру в глазную прорезь железного наличья — отточенный прут насквозь просадил задник шлема. Рапиру намертво заклинило. Резко осевшая грузная туша обезоружила Таню. Падающую булаву она уже парировала рукой, сразу обломившейся под калечащим ударом. Подоспевший топор рассек сито фехтовальной маски, вынырнул крюкастым обухом, подбросил ворох кровавых брызг.

Дзюбу подстерегли со стороны заплывшего глаза, подняли рогатинами, он задрыгал ногами, точно подтягивался из последних сил на турнике. Гаршенина издали забили камнями пращники, причем под убийственный град угодило и несколько бойцов второго штурмового отряда — они рухнули с пробитыми затылками, так и не поняв, откуда их настигла смерть.

Анна сшибла цепом шишак с головы наступающего крикливого евнуха. На миг открылось обрюзгшее бабье рыло с пережженными перекисью волосами и размазавшейся на губах жирной фиолетовой помадой. Второй взмах цепа вмял пегую прядь в хрупнувшую кровью височную кость. В следующий миг когтистый багор впился Анне в шею. Она упала, не выпустив верный цеп, а на ее поверженное тело вспрыгнул лохматыми унтами звероголовый воин и стал истово колоть пикой. Его вопящую харю вдребезги размозжил пудовый молот Иевлева.

Кручина вклинился в толпу зазевавшихся пращников. Ловко орудуя штыком и трофейным тесаком, он наносил быстрые удары, гибельные для легко снаряженных бойцов, неискушенных в тонкостях ближнего боя. Смертоносные ковши и сумки, полные каменных ядер, оказывались бесполезными против стремительных клинков. Пращники, не выдержав неукротимой поножовщины, бежали беспорядочной гурьбой. Драпающим стрелкам пришлось бы совсем худо, если бы бойцы засадного отряда не прикрыли их.

  108  
×
×