21  

– Поздравляю и рада за тебя. И о чем эта книга, если не секрет? – Женя с трудом подавила в себе желание захихикать. Подумаешь, книгу пишет, какая важность!

– Так, о жизни, – неопределенно ответила Лариса и сделала странное, полетное движение кистью. – Обо всем, об одной женщине, которой довольно трудно жить в этом мире…

– Какая емкая тема!

– Просто я подумала: а что, если книга выйдет удачной…

– Ты прославишься сначала на всю страну, потом на весь мир, разбогатеешь и перестанешь здороваться со своими бывшими соседями, – устало проговорила Женя, потерявшая всякий интерес к этой теме. – Так? Ты это хотела сказать?

– Нет. Ты права, у меня действительно нет никакого источника дохода, но я работаю, я много работаю, у меня иногда по нескольку часов уходит на создание одной только фразы!…

– Похвально. Но я думала, что писатели пишут как бы на взлете, не так долго задерживаясь на какой-то фразе… Но тебе виднее…

– Не ерничай!

– Ты хочешь, чтобы я дала тебе денег на издание этой книги?

– Ну, в общем, да. – Лариса выжала из себя улыбку, и ноздри ее при этом стали нервно раздуваться. Понятное дело: улыбаться ей совсем не хотелось. Но деньги-то были нужны!

– У меня нет денег, а если и есть, то я куплю одну-единственную квартиру, причем однокомнатную, которую и буду сдавать. Так что в отношении меня ты явно промахнулась, не на того поставила…

– Женя, откуда у тебя столько злости?

– Все беременные такие, разве ты не слышала?

– Значит, не можешь дать денег? – Она снова стала прежней Ларой с лицом и повадками лучшей подруги. – Ну и ладно… Я на тебя не сержусь…

– Глупо было бы…

– А ты ничего, приходишь в себя… – усмехнулась Лариса.

– Мне по штату положено, – серьезно объяснила Женя. – К тому же у меня хорошие учителя.

И как-то сразу ей стало скучно, смертельно скучно, словно все потеряло всякий смысл. Даже тихой мстительной радости по поводу того, что Женя сумела так легко и без затей объяснить Ларисе свое нежелание часто видеть ее, попросту избавиться от нее, не было. Значит, интуиция ее не подвела и правильно подсказала ей, что и Ларе верить нельзя. Ну и что, что еще одним врагом стало больше? Только у ангелов не может быть врагов.

– Ну ладно, я пошла… – Лариса тряхнула волосами и натянуто улыбнулась. – А я думала, что мы с тобой договоримся, что ты вложишь деньги в мою книгу, а прибыль разделим… Все равно твои деньги лежат без движения, а они работать должны.

– Лариса, иди уже… – не выдержала Женя, в нетерпении переминаясь с ноги на ногу. – Все уже сказали друг другу… Быть может, ты напишешь хорошую книгу, кто знает, дай бог, чтобы это было так, но и в этом деле я ничего не смыслю, а потому поосторожничаю. Надеюсь, что не сильно обидела тебя.

– Да нет, нисколько… – и Лариса направилась к выходу. И вдруг притормозила, повернула голову и посмотрела Жене в глаза: – Ладно… Так и быть, скажу… К тебе тут мужчина один приходил. Долго звонил в дверь… Я вышла, сказала, что ты на работе, спросила его, кто он такой, и прямо так в лоб спросила, не знает ли он чего про Германа, я же представилась твоей подругой…

– И что? – Женя почувствовала, как на ее макушке словно бы произошло какое-то движение, а по спине пробежала ледяная дрожь. – Что он сказал? Кто это был?

– Он ничего не ответил, сказал, что еще зайдет.

– Как он выглядел?

– Симпатичный такой, розовощекий, большие карие глаза…

– И он ни телефона не оставил, ни адреса, ни визитки?.. – Женя готова была заплакать, потому что под описание Ларисы подходил как раз Сергей Северцев, человек-фантом, которого она, оказывается, подсознательно ждала все это время.

– Ничего, – развела руками Лариса.

– Что же ты мне раньше ничего не сказала?

– Забыла, – пропела низкими грудным голосом Лариса и величественной походкой направилась к выходу.

7

Усадьба

Новый год давно наступил, Герман, покачиваясь, стоял рядом с куклой-пианисткой и, обращаясь к ней, говорил:

– Какой идиот посадил тебя за рояль? Что он этим хотел сказать? Что ты – девятая? Тебя как зовут и почему ты постоянно молчишь? Ты что, немая?

– Герман, не дури, – пробормотал перепивший и переевший, как и Герман, Дмитрий Адамов, у которого не было сил даже спуститься в туалет. – Она же – кукла, она ненастоящая.

– Здесь все ненастоящее. И я устал от этого! Вокруг одни трупы! Нашел вот девушку, не мертвую, но она почему-то тоже молчит. А представляешь, как много она могла бы нам рассказать?! Она же все видела: и кто с кем танцевал, и кто всех застрелил… Но это явно тот толстяк снизу, больше некому. Не мог же другой, Ефим Сперанский, застрелившись сам, убивать остальных, рядом с ним, во всяком случае, оружия не было. Оно было у господина Борисова, жирняги, стало быть, он был последним, кто выстрелил, причем в себя… Так сказать, поставил точку. Но перед этим убил женщину. Кем она ему приходилась? Женой? Любовницей? Мы узнаем об этом утром, когда проснемся и выйдем из этого дома, доберемся по снежку до машин… Быть может, там мы найдем документы дамочек?

  21  
×
×