43  

И крупным планом прямо над диваном нанесено чье-то сильное переживание. Черная тушь стекает с краев букв, ряды неровные, ломаные. Восклицательные знаки отражают яростный порыв души.

  • Проснулся – а в ванне
  • Блюет чувак голый!
  • Вокруг одни глюки!
  • Во всех углах – мыши!

Вот такой белый стих. Ни рифмы, ни смысла. Там было много чего еще, того, что я рассматривала в те дни и недели, которые провела в доме Данилы. Но в первый день я просто сидела на полу среди кучи людей и понимала, что здесь я – своя.

– Курить будешь? – спросил меня кто-то бородатый.

– Конечно, – кивнула я.

– Держи. Тебе лет сколько?

– Семнадцать.

– Пожрать у тебя ничего нет? – спросил меня длинноволосый Данила. При свете дня он смотрелся не так пугающе, как в темноте коридора. Хотя... Ему было лет двадцать пять на вид. Вполне взрослый чувак. Длинные волосы выглядели так, словно последний раз их мыли в прошлом году. Бледный цвет лица пугающе дополнялся нездоровыми кругами под глазами. Он был худощав, гнулся во все стороны, как кукла из резины. Неестественно долго мог сидеть в позе лотоса, переплетя ноги так, как мне никогда бы не удалось.

– ПОЖРАТЬ? – переспросил он, трясанув меня за плечо.

Я дернулась и открыла рюкзак. Оттуда достала тушенку, макароны и хлеб.

– Другое дело, – довольный Данила оглядел провизию. – Готовь.

– Я?

– А кто? У нас самообслуживание.

Я пошла на кухню – маленькое шестиметровое помещение с тараканами, уже не боящимися света дня. Из крана все время текла струйка горячей воды, отчего было жарко и влажно. Горела конфорка, газовый синий цветок. В двух шкафчиках я нашла две алюминиевые кастрюли, алюминиевые ложки, явно украденные из какой-то столовой, сковородку возрастом старше меня и несколько кружек без ручек. На этом все. Я поставила вариться макароны, перемешала их с тушенкой. Наломала хлеб.

– Народ, пошли есть! – скомандовал Данила.

Орава из пятнадцати человек налетела на кастрюлю и смела ее в секунду. Слава богу, я напробовалась, пока готовила, так как в конкурсе на самую быструю ложку заняла последнее место. Пятнадцать голодных ртов на одну мою несчастную банку явно не насытились, и был собран круг.

– У кого есть деньги? – спросил Даня.

– У меня, – сказала я и отдала все те рубли, что еще оставались. Их оказалось мало, но не время было жадничать. Я напою в переходе еще. Должна же быть от меня хоть какая-то польза.

– Тогда я добавлю еще десятку Мышки, и хватит на овсянку и пачку сахара.

– Отличный вариант, – согласилось общество, и где-то через час мы употребили варенную на воде овсянку с сахаром. Было неплохо, а уж после того как мы распили чаю и принялись беседовать о смысле творчества регги-чернушного коллектива «Комитет охраны тепла» (сокращенно – о КОТе), стало хорошо совсем. Я развалилась на каких-то тряпках в углу и отключилась.

Уже через неделю меня совершенно не напрягали условия жизни. Лишь бы вокруг были люди хорошие. Наркоту тут варили редко, но мне не давали. Как-то не было принято подсаживать молодняк на иглу. А сама я не нарывалась еще. Я не собиралась беречься, просто знала – ничего от меня не уйдет. Всему свое время. А в основном коллектив нашей тусовочной квартиры с сорванными кранами и никогда не работающим унитазом пел под гитары, курил траву и (изредка) искал денег на еду. На пачку овса, на макароны. Иногда – на сгущенку и хлеб. Потребности у всех были нулевые, амбиции тоже. Спокойно жить, спать, есть, курить. Иногда колоться. Ждать событий. События происходили. Иногда хорошие. Например, когда приезжал Белый из Питера и привозил всем грибов – пселоциббинов. Иногда плохие – Данилу опять избили местные менты. Так, для острастки и от скуки. Бывало, что хозяина начинал раздражать колхоз, который обитал в его жилище, и тогда он выбрасывал на улицу всех неугодных. Меня эта участь миновала пока, так как я жила тихо, приносила еду и убирала мусор. Даже однажды намазала стены карандашом от тараканов с нежнейшим названием «Машенька». Но тараканов истребить было нельзя. Скорее это они могли победить нас. И на самом деле они были истинными хозяевами дома. Мне долго пришлось привыкать к тому, что ночью они по мне вольготно ползают, а утром приходится их с себя сгонять чуть ли не матюгами. Но ничего, привыкла. Как и к тому, что либо ты спишь на диване, но впятером, либо на полу, но одна. Но на полу. Холодном и жестком. А в остальном все было неплохо. Неплохо для той, которая не хочет жить. Которая умерла. Как выяснилось, не так уж нас и мало, умерших. И среди нас даже много людей интересных. Людей, видящих свое будущее в определенном свете. «Выхода нет» – надпись на стене и наш своеобразный девиз. А еще нас часто посещала ЛЮБОВЬ. Сначала – людей вокруг меня, тогда я окончательно переселялась на пол и иногда слушала, как с дивана раздавалось определенное пыхтение и придыхание.

  43  
×
×