Бабочки зависти

Прощание с Пашей и Мариной было просто душераздирающим. Я необычайно сдружилась с ними за эти две недели, мне казалось, что я знаю их всю жизнь, что они мне будто родные. И жалела, что так и не познакомилась с главой их семьи. Отец Паши все это время находился в Санкт-Петербурге. Мы обменялись с Пашей номерами телефонов, асек и адресами электронной почты. Правда, я сразу ему сказала, что звонить будет очень дорого, а компьютерными видами связи я пользоваться не люблю. Но Пашу это не смутило, и он заявил, что сам мне будет звонить, как только соскучится.

– Скоро увидимся! – уверенно произнес он, когда я уже сидела в такси. – Я ведь приеду на зимнюю сессию, а от Питера до Москвы рукой подать!

– Там видно будет, – уклончиво ответила я, хотя сердце сжималось от тоски, что я теряю такого отличного друга.

Паша вдруг резко наклонился и крепко поцеловал меня в губы. Я так растерялась от этого молчаливого признания, что не нашлась, что сказать.

– Поехали! – кинул дед водителю, и машина тронулась с места.

Я оглянулась. Паша и Марина стояли на дороге и махали мне руками. И я чуть не расплакалась. К тому же я втайне надеялась, что Паша выполнит свое обещание, сделает для меня бриг с алыми парусами и подарит перед отъездом. Но он словно забыл о своих намерениях и ни разу за последние дни не возвращался к разговору о писателе Грине.

Но уже в аэропорту я словно перешла какую-то границу, за которой осталась та безоблачная радостная жизнь с новыми друзьями. Я знала, что это был словно подарок лично мне, какой-то аванс от жизни, смысла которого я пока не поняла. Но впервые я практически избавилась от своей вечной мизантропии и стала по-доброму относиться и к себе, и к окружающим меня людям. К тому же я неуклонно следовала рекомендациям Марины, поменяла уже два размера тарелок, ела часто, голода совсем не испытывала, но похудела за эти две недели аж на шесть килограмм. Для меня это было большим достижением. Ее подарок – набор тарелок – я везла с собой. Дед прослезился в аэропорту, наговорил мне кучу комплиментов, велел беречь себя и обязательно приехать на новогодние праздники. Я пообещала, крепко его расцеловала и отправилась на регистрацию.

Перелет прошел легче, чем две недели назад. Я была полностью погружена в свои мысли, поэтому мало обращала внимания на дискомфорт. К тому же мой вес был меньше на несколько килограмм и во время набора высоты уже так не давил. Меня встречал отец на своей раздолбанной «Ауди», он выглядел хмурым, мне даже показалось, что он не очень рад меня видеть. Закинув мои вещи в багажник, он уселся за руль. Я устроилась рядом.

– Надеюсь, дед промыл тебе мозги, – заявил он и тронул машину с места. – И ты немедленно выйдешь на любую работу! А то ишь, устроила себе каникулы на роскошной вилле! Я к матери не раз за это время заглядывал, она мне фотографии показывала нового жилья отца. По Интернету высылал ей. Совсем сдурел на старости лет! Нет, чтобы близким родственникам помочь!

– Кому это? – хмуро поинтересовалась я, обиженная таким холодным приемом.

– Мне, его единственному сыну! – ответил он.

– Слушай, сам с дедом разговаривай! – отрезала я. – Я-то тут при чем? Это ваши личные дела. Кто виноват, что ты с родным отцом в таких прохладных отношениях всю жизнь!

– Ишь как заговорила! – ехидно ответил он. – Вижу, наглости понабралась от хорошей жизни! Ну ничего, дома быстро мозги на место встанут. И учти, я не собираюсь содержать великовозрастную дочь-бездельницу!

– И не надо! – нервно произнесла я. – Без тебя как-нибудь обойдусь!

– Это еще почему? – тут же сменил тон отец и глянул на меня с явным любопытством. – Дедуля тебе бабла отвалил?

– Следи за дорогой, – хмуро посоветовала я.

Мое настроение резко упало. А ведь была полна самых благих намерений. Живя на Кипре, я многое поняла. Мне хватило и двух недель, чтобы осознать, что в негативном отношении ко мне людей в основном виновата я сама, что нельзя всех ненавидеть и постоянно опасаться, что тебе причинят боль. Именно так я и вела себя в родном городке, отгородилась стеной ото всех, чуть что сразу огрызалась, грубила, посылала всех без разбора куда подальше и часто в нецензурной форме. Я даже переосмыслила мое отношение к Анечке и уже сильно жалела, что не попрощалась с ней. А ведь она одна принимала меня такой, какая я есть, по-своему любила и всегда поддерживала. А я не захотела понять ее и отрезала все контакты. Как будто она обязана всю жизнь сидеть возле меня. В чем тут предательство, если моя подруга стремится получить образование? Если она решает уехать со своей семьей и жить в родном ей городе? Все логично. А вот я вела себя во всей этой ситуации как маленькая избалованная девочка. То, что Аня не сообщила мне заранее о решении ее семьи переехать в Санкт-Петербург, сейчас не казалось таким уж чудовищным и подлым. Я вполне могла ее понять. Зная мой взрывной характер, Анечка, видимо, до последнего откладывала неприятную новость.