Из жизни Ксюши Белкиной

— Да, конечно, спасибо вам… А Лиза меня просила еще к какому–то художнику зайти, я имя забыла… Трифон, кажется…

— А! Так это к Антоше Трифонову – у него мастерская на девятом этаже! Как подниметесь – сразу его дверь и увидите, она яркая такая… Так я завтра приду, помогу вам с готовкой?

— Да, спасибо. Приходите в любое время – дочка дома будет, а я с утра в церковь поеду, сорокоуст закажу…

Оставив Ольку в квартире, Ксюша, не раздеваясь, поднялась на девятый этаж. Нужная ей дверь и в самом деле оказалась приметной, выкрашенной в ярко–оранжевый цвет – аж зажмуриться захотелось! Она долго давила на кнопку звонка, прислушиваясь к его переливчатым соловьиным трелям, и уж совсем было собралась уходить, решив, что хозяин яркой двери где–то гуляет, как вдруг она неожиданно распахнулась, явив ей веснушчатое, как кукушечье яйцо, молодое мужское лицо с весело прищуренными, сияющими медовой желтизной глазами и длинными рыжими кудрями до плеч. «Ой! Рыжий какой! — подумала Ксюша, оторопело разглядывая мужчину и отступая на шаг от двери. – И в самом деле Трифон – это имя ему больше подходит, чем Антон…»

— Вы ко мне, добрая моя самаритянка? – улыбнулся он широко и приветливо, откинув со лба скрученные рыжие пружинки. – Какие вести принесли, хорошие или злые?

— Скорее хорошие, наверное… — смущенно разулыбалась ему в ответ Ксюша. – Я к вам от Лизы…

— Да? – обрадовался искренне рыжий Трифон. – И что же мне передала Лизавета? Поцелуй да три привета?

— Нет… Я не знаю про поцелуй… — окончательно смутилась Ксюша. – Она сказала, что картины ваши пристроила… И чтоб вы ей перезвонили срочно, она сама все расскажет…

— О! Так замечательные же вести, добрая самаритянка! А вы подруга Лизкина, что ли? Чего–то не припомню…

— Нет, я не подруга… Я просто буду жить в их квартире – меня Лиза попросила.

— Понятно… А зовут вас как?

— Ксюша… Ксения, то есть…

— А меня – Антон Трифонов, или Трифон – так проще и привычнее!

— Да, я тоже так подумала…

— Ну что ж, Ксюша–Ксения, проходите – чаем напою за хорошие новости! – отступил он вглубь квартиры.

— Ой, что вы, спасибо, не надо… Тороплюсь я… А вы завтра к нам приходите – поминать будем Ивана Ильича, Лизиного отца! Придете?

— Приду, приду, конечно! Интересный был мужик Лизаветин отец, как же…

Выходя утром из церкви и обернувшись, чтобы еще раз перекреститься, Ксюша вспомнила вдруг о Вите, и больно сжалось от досады сердце. « Я и попрощаться даже не зашла, когда мы уходили с Олькой, — упрекнула она себя. – И не то что бы забыла – не захотела просто! А он ведь наверняка ждал… И кто теперь его в церковь повезет, интересно? И книги из библиотеки принесет? Сбежала, получается, и забыла – с глаз долой, из сердца вон? Ну да, так и получается, если уж честно самой себе признаться! Выходит, жестокая и равнодушная я? Или просто жить хочу? Прости меня, Господи…»

Еще раз перекрестившись и поклонившись низко и, увидев неуклюже выползающий тупым рылом из–за поворота автобус, бросилась бегом на остановку – вот повезло, долго ждать не придется… Времени–то в обрез – надо к двум часам обед поминальный приготовить! И суп куриный с домашней лапшой, и пирог, и мясо… Лиза на поминки щедро денег оставила, они вчера с Олькой их все на продукты и истратили! Иван Ильич ею доволен был бы, наверное…

Олька уже вовсю хозяйничала на кухне — чистила картошку над ведром, громко подпевая певцу и певице, страстно вопящим из стоящего на холодильнике телевизора: Чумачечая весна, чумачечая…Чумачечея весна пришла… »

— Ольк, что это за песня у них такая? – рассмеялась Ксюша, повязывая фартук и резко убавляя звук. – Стихов хороших мало, что ли? И вообще – почему они нормальные слова коверкать вздумали? Еще и по телевизору поют…

— Ой, мам, да нормальная песня! Чего понимаешь–то? А что неправильно слова произносят, так это фишка такая… Тебе не понять, в общем. Ты в возрасте уже, кайф не словишь…

— Я?! Я в возрасте? – оторопело уставилась на нее Ксюша. – Мне и тридцати трех еще не исполнилось, ты что…

— А ты давно на себя в зеркало смотрела? Ходишь как чучело! Встала утром, умылась, волосы в хвостик забрала – и вперед! И что толку от твоей молодости? Говорю тебе, говорю…

— А что ты предлагаешь?

— Ну, я не знаю… Ухаживай как–то за собой! В парикмахерскую сходи, юбку себе купи, туфли…

— А жить мы с тобой на что будем?

— Да проживем! На макаронах посидим, подумаешь! Главного рэкетира на твою зарплату мы устранили, так что давай, действуй…