Под парусом надежды

Вера Александровна Колочкова

Под парусом надежды

Роман

– Кира, а давай с тобой вина выпьем! Я столько этого дня ждала, ты себе не представляешь!

Мама сбросила ноги с дивана и подскочила, плеснув вокруг себя сладковатым ароматом арабских духов. А может, они были вовсе и не арабские. Просто приторные очень. Интересно, отчего это у женщин после сорока пяти вкус на духи меняется? Прямо тянет их на остро-сладкие восточные благовония, как постаревших, но все еще претендующих на султанскую любовь жен. Так, наверное, и пахнет у них там, в гаремах…

Кира поморщилась невольно, но тут же спряталась за благодушной дочерней улыбкой. В конце концов, у мамы сегодня и впрямь большой праздник – дочь институтский диплом домой принесла. И не какой-нибудь обыкновенный, синюшный, как у всех остальных выпускников их юридического факультета, а красненький, яркий, свеженький. Открываешь – и чуть типографской краской пахнет. Это от синюшных дипломов ничем не пахнет, потому что их много всегда делают. Впрок. Чтоб всем хватило. А красные специально заказывают. Как мама заявила, только для таких выраженных индивидуальностей, как ее дочь Кира. Потому что она не как все. Она способнее и умнее, чем все. Потому что у Елены Андреевны Воротынцевой, Кириной мамы, другой дочери ну просто никак, ни при каких обстоятельствах случиться не могло. Потому что умные и способные дети, они же не просто так, сами по себе, умные да способные, они ж благодаря исключительному родительскому вниманию такими получаются. Так сказать, по заслугам им воздаются. Если имеются у тебя заслуги по воспитанию – хороший ребенок вырастает, а если нет – то уж извините. Получайте, что заслужили. А сам по себе ребенок вроде и ни при чем. И даже поспорить на эту тему с Кириной мамой нельзя было. Совсем бесполезное это занятие – спорить. Лучше и не пытаться. Кира, впрочем, и не пыталась… Сидела и слушала эту галиматью вот уже час подряд, и терпела, и послушно кивала. И это вместо того, чтобы с чистой совестью надираться шампанским в компании однокашников. А что делать – маму обижать нельзя. Пусть говорит, пусть тешит свое родительское тщеславие. Жалко, что ли? Если женское мамино тщеславие потешить некому, пусть хоть родительское порадуется. Ей же просто до дрожи в руках не терпелось взять в руки эту красную книжицу…

– Вот! Специально для этого случая берегла! Настоящее, французское! – бухнула мама с размаху на журнальный столик красивую длинную бутылку. Звякнув фужерами, она снова было собралась усесться с ногами на диван, но тут же встрепенулась, взмахнув маленькими ручками. – Ой, а штопор! Я штопор забыла! А где он, Кира? На кухне, наверное… Ой, мы так редко вино пьем, что я не помню даже, где у нас штопор лежит…

В открытую дверь комнаты Кира увидела, как, пробегая по короткому пространству между комнатой и кухней, мама притормозила, сунулась торопливо лицом к зеркалу. Потом послюнявила привычным жестом пальчики, такими же отработанными движениями пощипала челку, потом перышки на висках, потом повертела по-птичьи головой и, видимо оставшись своим послюнявленным видом очень довольной, скрылась на кухне в поисках штопора. Нет, прическа у мамы, конечно, была всегда стильная. То что надо была прическа. Небрежная вроде бы, будто ветром стихийным раздутая. Но это только казалось, что она ветром раздута, а на самом деле это была парикмахерская обманка. Кира видела, сколько времени над этой самой обманкой трудилась тетя Люся, мастер-стилист из дорогого салона, а по совместительству мамина закадычная приятельница и в главных делах советчица. Она и на Кирину голову неоднократно покушалась с целью наведения на ней модно-стильного порядка, да Кира не далась. Еще чего – два часа на саму себя в зеркало пялиться, обмотавшись клеенчатой жесткой штуковиной, которую тетя Люся уважительно именует пеньюаром… Времени же просто жалко! А волосы можно и в хвост убрать, гладко зачесав назад. Тем более ей идет. Все так говорят. И Кириллу нравится. Он сам недавно признался, что на этот ее необузданный конский хвост и запал. Сидел, говорит, на лекции сзади, и вдруг его потянуло ее хвост потрогать. Неодолимо так, говорит, потянуло…

Правда, странно отношения у них с Кириллом сложились. Как-то вдруг. Ни с того ни с сего, можно сказать. Проучились вместе пять лет, и ничего, как говорится, не предвещало, а на последней зимней сессии взяли и «задружили» взахлеб. Именно задружили, как выразились ребята из группы. Не в койку сломя голову бросились, а все честь по чести – с провожанием до дому, с посиделками вдвоем в кафе, с прогулками по городскому парку, с бросанием хлебушка двум серым общипанным лебедям на весеннем пруду. И имена у них оказались такие друг для друга подходящие, как на заказ – Кира и Кирилл…