Мужчины как дети

«Это надо ж было именно сейчас оставить дома сто пятьдесят штук!» – про себя воскликнул Павел. Обычно он хранил деньги только в депозитарных ячейках, на крайний случай в акциях предприятий энергетического сектора, но тоже в тех же ячейках. И надо ж было случиться, что именно теперь, буквально накануне аварии, он достал эти деньги, чтобы выкупить один очень интересный участочек земли. Назавтра денег бы в доме не было, а сегодня у Лидки развязаны руки. Впрочем, все-таки это даже хорошо, что они не будут ни в чем нуждаться, подумал он. Главное, как же Машка-то все это перенесет. А если Лидка притащит в дом мужика? Как он отнесется к его принцессе? От всех этих мыслей Павел уставал ничуть не меньше, чем от трех часов в спортзале, если бы он их там проводил. Когда-то он пытался заниматься своим здоровьем, а потом, со временем, страх поглотил все благие начинания. Какой смысл качать штангу, если согласно божьему промыслу тебе непременно на голову свалится кирпич. Или случится что-нибудь не менее неприятное, а еще хуже, если не с тобой, а с кем-то из близких. Павел видел и такое, ставил галочки. В его статистике галочек уже было проставлено немало, случаи были самые разные. Так что здоровьем Паша не занимался, все больше пил.

«И ведь как я думал, так все и произошло!» – присвистнул он восхищенно. В уме, конечно. Вся Пашина жизнь теперь происходила в уме. И еще немного в тактильных ощущениях. Он теперь стал ярко выраженным кинестетиком, он мог, например, почувствовать, что к нему прикасаются. Держат за руку, переворачивают, делают укол. Ощущения были слабыми, эхообразными, но, когда это происходило, Павел изо всех сил старался подать хоть какой-то знак, маленький сигнал SOS, выпустить сигнальную ракету. Но что он мог – ничего! И он падал духом, когда понимал, что, кто бы там ни был рядом с ним, он сам теперь живет в зазеркалье, из которого никак не достучаться до такой близкой и совершенно недоступной реальности.

«Лучше бы я умер! – думал он. – Что это за кома, черт возьми, если я не могу в нее толком провалиться. Какой-то кошмар».

«Но ты жив, а Степанов – нет», – ответил ему низкий голос в его же голове. Павел усмехнулся. Вот, уже разговариваю с самим собой. Приятно поговорить с умным человеком.

«А я вовсе не уверен, что Степанов умер», – капризно возразил Павел самому себе.

«Ты уверен, – ответил голос. – Ты помнишь, как раздался удар?»

«Да-да, не надо. Я все помню, – вздохнул он, отмахиваясь от воспоминаний. – Но еще неизвестно, что лучше. Разве можно то, что стало со мной, считать удачей?»

«Ты жив, и ты знаешь – почему», – ответил голос со всей невозмутимостью, на которую только был способен голос, порожденный его же, Павловым, сознанием.

«И почему?»

«Ты знаешь», – повторил голос. Павел помолчал (оказывается, мысленно тоже можно помолчать). Потом вздохнул и подумал, что да, он действительно знает, почему он остался жив. Однако теперь он не уверен, что рад этому. Да, он боялся смерти, а еще больше неизвестности, которая маячила перед ним все эти годы. Но теперь он знал, что это не лучший выход из положения – лежать вот так, пока тебя, возможно, бросает жена, когда твой ребенок живет, не зная тебя, и ты не можешь его увидеть. Что в этом хорошего? Может быть, было бы лучше тоже шарахнуться о столб и, все – длинная линия на мониторе? Павел лежал и размышлял, и чем больше он думал, тем больше понимал, что никак не может, сколько ни старайся, найти в себе хоть крошечную каплю сил, чтобы порадоваться тому, что он оказался жив. Нет, это не благо – это и есть наказание, хуже которого нельзя придумать ничего.

Утверждение 9

Каждый должен выполнять свой долг

(______баллов)

Жанна не любила глубоко погружаться в личные взаимоотношения с родственниками пациентов, какими бы симпатичными они ни казались. Известное дело, что в практике каждого врача, особенно хирурга, что имело место в Жаннином случае, случаются всякие неприятные вещи. Бывает даже и так, что пациент, как ты его ни режь, сколько послеоперационных мероприятий ни проводи, а все ж таки исхитряется да и отбрасывает коньки. Никакой совести и уважения к чужому труду! И надо выходить к людям со скорбным лицом, кивать, вздыхать, причмокивать и говорить:

– Мы сделали все, что могли.

– Но как же, доктор?.. – будут спрашивать они.

– Да, да. Медицина оказалась бессильна. Мне очень жаль.

А после этого нужно спокойно идти себе в ординаторскую и пить чай. Может быть, даже травить анекдоты. Потому что доктор – он тоже человек и на работе ему требуется время, чтобы расслабиться и почувствовать себя живым. Иначе это будет не жизнь, а одна сплошная многопрофильная областная больница.