Большая книга приключений для маленьких принцесс (сборник)

– Ты уж определись, – сопела Дашка «Данон», наводя порядок в своем пенале – сломанные карандаши она отбраковывала, какие-то пыталась точить, расписывала ручки, проверяла, сколько чернил где осталось. – Либо Щелкунчик, либо Чудовище. У каждого своя сказка, свои противники. У Щелкунчика крысы, а у Чудовища колдунья. А еще у него должен быть любимый цветок. Вряд ли Терещенко хоть что-нибудь любит.

«Да, цветок», – подумала Таня, принимаясь по новой рыхлить землю у декабриста. Взгляд ее упал на разлапистое растение.

Этот кактус всегда щедр был на цветы. В декабре, а потом и в апреле на его плоских мясистых стеблях появлялись острые розовые бутоны. Открывая поочередно маленькие лепестки, он распускал длинный многоступенчатый цветок, из серединки которого торчали желтые обвислые пыльники.

Последний месяц года для декабриста был особенно урожайный. Декабрь только начался, а декабрист уже вовсю цвел и, судя по набухшим бутонам, собирался заниматься этим веселым делом всю зиму.

Жаль, что декабрист нельзя назвать «аленьким цветочком». Он, конечно, был красив, и цветы у него блекло-розовые, но никак этот кактус не тянул на причастность к волшебству.

Таня последний раз ткнула палочкой под тугие стебли декабриста и перешла к другому горшку. От легкого прикосновения невысокий пушистый куст качнулся, оставляя на подоконнике два подвядших розовых цветка.

Или вот бегония.

«Begonia semperflorens», – машинально вспомнила Таня, то есть бегония вечноцветущая. А ведь аленький цветочек тоже был вечноцветущим. Рос себе и рос в саду Чудовища. И чахнуть стал только тогда, когда хозяин захандрил от тоски.

Таня повертела туда-сюда пушистый кустик с множеством небольших округлых листиков, из-под которых выглядывали рыхлые невзрачные метелки мелких розовых цветов. Она обобрала засохшие цветки, сорвала надломанные веточки.

Нет, этот тоже не сможет стать волшебным цветком. Такой загнется, никто и не заметит.

Таня скупо брызнула на бегонию воды из пульверизатора и отошла к другому подоконнику.

Не радовали ее сегодня цветы, совсем не радовали.

Кабинет биологии был отдан в полное распоряжение подругам. Нина Антоновна ушла, унеся свою фантастически огромную сумку. Ключ торчал в замке. Приятельницы могли здесь делать что угодно.

Хозяйственная Ходыкина тут же занялась наведением порядка в портфеле. Она уже перебрала все ручки и карандаши, на листочке рядом с ней росла горка опилок из точилки.

Веревкина, от старательности высунув язык, разукрашивала доску. На зеленом пространстве, где обычно царствовали научные названия и скучные формулы, теперь возвышался фантастический город, над которым печатными буквами было выведено: «Наш путь извилист, но перспективы светлые». По зеленому полю доски, усыпанному меловой крошкой, скакала парочка анимэшных героев – длинноногая глазастая девушка и то ли парень, то ли робот, затянутый в белесую броню.

«Как дети», – покачала головой Таня, возвращаясь к своим цветам. Она искренне считала, что ничего важнее красоты и природы быть не может, а все остальное, особенно Сонькино увлечение анимэ, сплошная глупость.

Таня повертела в пальцах палочку. Так она ничего и не придумала. Прошло уже два дня, завтра-послезавтра должен появиться Терещенко, а метод борьбы с ним все не выработан.

Она ткнула палочкой в высокий горшок, в середине которого возвышался коричневый бугорок верхней части луковицы. Из него торчало три узких листка. Цветок этот носил сложное имя гиппеаструм, но обычно его все называли амариллисом. Пока он не цвел, его и не замечали – скромные три-четыре листа, торчащие из земли, вот и все богатство. Но когда он зацветал...

О, цвел амариллис сказочно красиво! Сначала из центра цветка вырывалась вверх тонкая стрела, на кончике которой набухало два-три крупных бутона. Бутоны могли держаться неделю, а то и две. Это растение никогда не спешило. Оно долго хранило красоту при себе. Но в одну прекрасную ночь происходило чудо. Ломались невидимые замочки, и бутоны раскрывались, превращаясь в огромные ярко-красные цветы. Сутки цветок с удивлением смотрел вокруг, а на следующую ночь засыхал, обиженный на мир за его несовершенство.

В кабинете биологии амариллис жил второй год, но ни в первую весну, ни во вторую так и не зацвел. Таня уже и не расстраивалась, глядя на это растение. Не цветет и не цветет, хорошо хоть листья не вянут. А ведь именно он мог стать тем самым аленьким цветочком, что образумит нерадивого Терещенко.