Муж объелся груш

Часть вторая

Пусть мне будет хуже!

Глава 1

На ловца и зверь

Почему же, в самом деле, никогда не удается быть хорошей сразу для всех? Вот что бы было, если бы я, скажем, попыталась угодить одновременно маме, папе, Нине и Людмиле? Думаете, я не пыталась? А еще моему бывшему начальству в лице папиного хорошего знакомого, Денису, маме Дениса, соседке сверху, соседу снизу, девушке в красной кофточке с ребенком того же возраста, что и моя Соня. Я выслушивала ее бесконечные бессмысленные разговоры о ценах, о подорожании буханки хлеба на двадцать копеек у нас и на тридцать у них, в Самаре, где у нее родня. Я слушала, хотя мне хотелось завизжать и заткнуть ей чем-нибудь рот, чтобы хоть минутку посидеть на площадке в тишине. Но у нас детки так хорошо играли, что мне, сложно потерпеть, что ли? И в итоге, спрашивается, угодила ли я хоть кому-нибудь? Думаю, если бы провести социологический опрос людей, которые имеют какие-то пересечения со мной, все они в один голос скажут, что я несобранная, скучная, несимпатичная (или малосимпатичная, как вариант «лайт»). Тогда возникает вопрос, тот самый вопрос, который мне часто задает Людмилка.

– Скажи, дорогая моя, а за каким лядом ты тогда так надрываешься? Ну, если кому-то хочется про тебя плохо думать, пусть его. Нехай думает, его право. Ты имеешь право быть такой, какой ты хочешь быть!

– Но я не такая, какой я хочу быть. Я хочу быть другой, – пожаловалась я, сидя на Люськиной кухне. Вернее, я не сидела, я стояла около Люськиного окна. Люська жила на одиннадцатом этаже, высоко в небесах, и обычно из ее окна виднелось пол-Москвы. Или хотя бы наше колесо обозрения и останкинская игла. Сегодня за окном стоял густейший туман, с раннего утра он закрыл шапкой город и законопатил щели пушистой клочкастой ватой.

– Но ты можешь стать такой, какой хочешь, – возразила она. – Надо только понять, какой ты хочешь.

– Такой, как ты. Самостоятельной, сильной и смелой. Чтобы всех можно было послать на…

– Ты хочешь научиться всех посылать? Думаешь, в этом задача? – ухмыльнулась она. – Это даже интересно. Ну-ка, отойди от окна, прорепетируем. Значит, представь, что я – это оно – мировое зло. Или представь Дениса, чтобы было удобнее.

– Сразу хочется сбежать, – нервно хихикнула я.

– Ладно, представляй что хочешь. Ты должна сказать: да пошел ты на… хрен, к примеру, – Люська, конечно, сказала другое, но я бы этого все равно не воспроизвела. Я поднатужилась, зажмурилась и пискнула:

– Ну и на хрен пошел.

– Нет, так ты не посылаешь. Так ты вызываешь желание тебя выбросить за борт. Зачем так пищать? Смотри! – Она уткнула руки в боки, вдохнула и гаркнула на меня так, что я подпрыгнула: – Чего стоишь, сказала же – пошел вон. Ты мне больше не нужен, убирайся.

– Я так не смогу, – огорчилась я, уняв сердцебиение.

– Ладно, командный голос – дело наживное, – отмахнулась от меня она. – Попробуй еще.

– Да пошла ты на… фиг, – еще тусклее пробормотала я. – Убирайся!

– В твоем исполнении это выглядит как неуверенная просьба прибрать мусор. Еще, – нахмурилась Люська.

Я сосредоточилась, закрыла глаза и действительно решила представить себе Дениса. Может, хоть проорусь. Его уверенное в себе, вечно чем-то недовольное лицо всплыло в моей памяти и в первую секунду испугало (я же говорю, со мной всегда так). Но тут в какой-то момент я вдруг вспомнила, как он на суде стыдил меня и говорил, что нельзя как-то там себя вести. Что-то втирал, паскуда. И такая, знаете, ярость вдруг свалилась на меня, что ни сдержать ее, ни описать пером там или чем еще.

– Ну! – подтолкнула меня Люська.

И тут свершилось.

– Козел! – заорала я. – Я ТЕБЯ НЕНАВИЖУ! Я ТЕБЯ ПРЕЗИРАЮ! ЗНАТЬ ТЕБЯ НЕ ХОЧУ! НА ХРЕН ПОШЕЛ! СКОТИНА ТЫ СТРАШНАЯ! А? Ну как? Пойдет? – чуть отдышалась я.

– Не то слово! – восхищенно присвистнула Люся.

– Да? – ухмыльнулась я. Страх куда-то исчез, хотелось снова орать, снова в бой, подвига хотелось. А за окном только огромный город, покрытый туманом, как в старом мультике.

– Черт, ну и туманище, – словно прочитав мои мысли, подметила Люся. – Просто ежик в тумане.

– Ага, – осклабилась я. – А хочешь, заору еще?

– Ну заори, – одобрила она.

Тогда я высунулась далеко за балкон, почувствовала, как ветер треплет мою сбившуюся челку, пытается расстегнуть рубашку, засмеялась и со всей дури, откуда-то набравшейся во мне, закричала:

– Ёжик! ЁЖИ-ИК! Ё-ОЖИ-ИК!