Блейз

Берджесс поднял палец, как профессор. А потом все испортил, вновь подергав себя за ухо.

– Ты исходишь из того, что они обратятся в полицию. Но если как следует напугать семью, они попытаются уладить все в частном порядке. – Он выдержал паузу. – Даже если деньги пометят… ты хочешь сказать, что не знаешь нужных людей?

– Может, знаю. Может, и нет.

– Есть люди, которые покупают меченые деньги. Для них это еще одно вложение капитала, как золото или государственные облигации.

– Но забрать выкуп… что ты скажешь насчет этого?

Берджесс пожал плечами. Подергал ухо.

– Легко. Пусть эти лохи сбросят деньги с самолета. – Он повернулся и отошел.

Блейза за «Иисус-аферу» осудили на четыре года. Джордж сказал ему, что главное – это примерное поведение. И тогда больше двух сидеть не придется. Так оно и вышло. Эти годы практически ничем не отличались от тех, которые он провел за решеткой за избиение Закона; только теперь другие заключенные были постарше. В карцере он не провел ни единого дня. Когда долгими вечерами (и на протяжении одного бесконечного периода, когда никого не выпускали из камер в тюремный двор) ему становилось невмоготу, он писал письма Джорджу. Допускал множество ошибок, а сами письма получались длинными. Джордж отвечал нечасто, но сам процесс написания, пусть и требующий немалых усилий, успокаивал. Выводя на бумаге слово за словом, Блейз представлял себе, что Джордж стоит позади него, заглядывает через плечо.

– Туремная прачешная, – говорил Джордж. – Чтоб я сдох!

– А что не так, Джордж?

– Т-ю-р-е-м-н-а-я, тюремная. П-р-а-ч-е-ч-н-а-я, прачечная. Тюремная прачечная.

– Ах да. Конечно.

Количество орфографических и даже синтаксических ошибок уменьшалось, хотя он не пользовался словарем. Однажды у них состоялся такой воображаемый разговор:

– Блейз, ты не используешь положенные тебе сигареты. – Сидел Блейз в то золотое времечко, когда некоторые из табачных компаний тестировали на заключенных новые сорта сигарет, раздавая их бесплатно.

– Я же не курю, Джордж. Ты знаешь. Они просто копились бы.

– Послушай меня, Блейзер. Ты берешь сигареты в пятницу. Потом продаешь их в четверг, когда всем до смерти хочется покурить. Вот такой у нас расклад.

Блейз последовал совету. И удивился тому, как много людей готовы заплатить за сигареты, которые не дают кайфа. В другой раз:

– Как-то странно ты говоришь, Джордж.

– Естественно. Мне только что вытащили четыре гребаных зуба. Чертовски все болит.

Воспользовавшись правом на звонок и позвонив Джорджу уже не за счет вызываемого абонента, а на деньги, вырученные от продажи сигарет на черном рынке, Блейз спросил, как его зубы.

– Какие зубы? – пробурчал Джордж. – Этот гребаный дантист, должно быть, носит их на шее, будто охотничьи трофеи. – Он помолчал. – Как ты узнал, что я их удалил? Кто-то тебе сказал?

Блейз внезапно почувствовал, что сейчас его поймают за чем-то постыдным, вроде дрочки в часовне.

– Да, – ответил он. – Кто-то сказал.

Когда Блейз вышел из тюрьмы, они перебрались в Нью-Йорк, но там им не понравилось. Джорджу залезли в карман, что он воспринял как личное оскорбление. Они поехали во Флориду, провели тоскливый месяц в Тампе, без денег, не имея возможности их раздобыть. Вернулись на север, только не в Бостон, а в Портленд. Джордж сказал, что хочет провести лето в Мэне, прикинувшись, будто он – богатый республиканский говнюк.

Вскоре после приезда туда Джордж прочитал в газете статью о Джерардах: какие они богатые, как младший Джерард только что женился на смазливой девушке из спиков. Ему вспомнилась идея Берджесса о похищении младенца, то самое большое дело. Но ребенок еще не родился, тогда не родился, и они отправились в Бостон.

Следующие два года зиму они проводили в Бостоне, лето – в Портленде. Уезжали на север в какой-нибудь развалюхе в начале июня, увозя зимние накопления, спрятанные в запаске: семьсот баксов в первый год, две тысячи – во второй. В Портленде прокручивали аферу, если предоставлялась такая возможность. Если нет, Блейз ловил рыбу или расставлял в лесу силки. И какими же счастливыми были для него эти летние месяцы! Джордж лежал на солнце, пытаясь загореть (напрасный труд, он только краснел, будто вареный рак), отгонял слепней и желал смерти Рональду Рейгану (которого называл Старым белым папашкой Элвиса).

А потом, Четвертого июля их второго лета в Мэне, Джордж обратил внимание на то, что Джо Джерард-третий и его нармянская жена стали родителями.