Живое и мертвое

Шли тоже быстро. В отличие от Жози, для Винни взятый темп оказался не в тягость. При мысли о том, что развязка близка, Винни впадал в эйфорию. Мозги, кажется, цепенели от радости, и от вчерашних мрачных мыслей не осталось и следа.

Скоро. Уже скоро. От этого слова хотелось петь и плясать, так чудесно оно звучало. О том, что будет после этого скоро, Винни не задумывался. Наверное, если бы ему пришло в голову подумать об этом трезво, он снова впал бы в уныние. Но мысли были прозрачны и радостны. Зато малыш Жози являл собой прямую противоположность. От шуток вампира и костлявого старика ему делалось не по себе. Путешествие, которое даже после того как он получил в ухо и стал пленником, казалось ему приключением, теперь превращалось в кошмар.

Несостоявшийся следопыт уже отругал себя тысячу раз за то, что не додумался сбежать прежде, когда его еще не связали. Теперь же побег выглядел просто немыслимым. А дальнейшее существование таяло в тумане. Что они с ним станут делать? Держать в заложниках? Прикрываться, как живым щитом? Эти могут, они ж нелюди. А может, станут шантажировать отца?

Жози осекся. Он впервые за все то время, что жил у советника, подумал о нем, как об отце. От этой мысли жутко захотелось заплакать. Но плакать было нельзя. Да и кляп мешал. Потому малыш Жози топал, понукаемый чертовой девкой, и чувствовал, как плывет мир перед глазами. А потом по щекам потекли горячие ручейки. И с ними он уже ничего не мог сделать.

Деррек попытался шутить. Было видно, что вампир нервничает. Но его не поддержали, и теперь он шел молча. А Мессер шел молча с самого начала. Топал, как заводная игрушка, и сосредоточенно думал о чем-то. Винни давно уже научился ловить настроение скелета. Вот только о чем тот думает, оставалось загадкой. А спрашивать было неудобно.

— Они здесь ночевали! — Петро был весел до невозможности. — Они ночевали здесь!

Упырь готов был броситься в пляс вокруг махонького кострища. Или расцеловать старика. Или сделать еще что-то абсолютно идиотское, лишь бы дать выход тому чувству возбуждения, что распирало теперь изнутри.

Старый упырь его радости не разделил.

— Что-то это не очень похоже на караван. У такого костерка человека три заночует. Не больше.

— Четыре, — поправил Петро. — Их четверо, чтоб мне второй раз сдохнуть.

Старик поднял руку и сделал какой-то знак. Упыри начали молча обступать Петро со всех сторон. Мертвяк попятился.

— Ты чего, брат?

— Ты говорил про караван с минимумом охраны, но если это караван, то минимум явно больше четверых. Выходит, ты меня обманул. А что я тебе обещал?

— П-погоди, — от возбуждения Петро начал заикаться. Хотя такая мелочь, как непонимание и попытка его покалечить не могли испортить радости. — Это не караван. Караван стоял где-то рядом. Смотрите. Я думаю там, впереди.

Старик молча кивнул, и несколько мертвяков исчезли в лесу, расходясь веером. Старик был сердит и серьезен. Петро не обратил на это ни малейшего внимания. От мысли, что обидчики будут наказаны, он был счастлив, как ребенок.

— А здесь мои голубчики стояли, — протянул он.

Упырь опустился на колени и приблизил лицо к углям.

— Недавно ушли.

Голос Петро стал приторным и мерзко-тягучим, как патока. Старый упырь поморщился. Через минуту затрещали ветки, и на поляне появилась пара разведчиков.

— Они там стояли. Телег десять, даже больше. И нагружены сильно.

Петро поднялся на ноги и победно посмотрел на старика.

— Ладно, извини, — сменил гнев на милость тот.

— Не страшно, — милостиво отмахнулся Петро.

Он чувствовал, что удача снова поворачивается к нему лицом. Чувствовал себя победителем. А победителям свойственно великодушие.

— Идем, — кивнул старик, — они почти у нас в руках. Жалко будет упустить в последний момент.

— Не упустим, — змеей прошипел Петро.

В его гнилой голове выстраивались картины мести. Сначала он раздерет на части скелет. Возьмет что-нибудь острое и разберет его на запчасти. Косточка за косточкой. Старая гадина будет жить, но только по частям. Хотя нет, сначала он вернет себе свое, кровное. Заработанное. А потом возьмется за старика… косточка за косточкой.

Петро зажмурился от удовольствия, как греющийся на солнышке кот, которому поднесли бадью сметаны.

Над болотом клубился туман. Смешивался с сумерками, растворял чахлые почерневшие деревья, плесневелые кусты. Звуки здесь становились глухими и странными. Казалось, вот он, остановившийся караван. Совсем близко. Но голоса погонщиков и отдающего распоряжения советника Мора звучали далеко и глухо. А порой какую-то фразу доносило так, словно говорили вовсе над ухом.