Все как вчера

Я просто не вынесу, если он меня не обнимет, грустно подумала Сэнди. Если Тони не сделает этого — значит не любовь движет им, а чисто половой инстинкт, требующий немедленного удовлетворения. Подвернулась я, могла оказаться другая.

Обида и горечь захлестнули ее, беззвучные слезы потекли по щекам. Теперь она и в самом деле жалела, что поддалась, проклинала себя и его.

Тони будто прочитал эти мысли.

— Иди сюда, Рыжик, — хрипло сказал он, притянул к себе ее голову, прижал к плечу, подвинулся, чтобы ей было удобней примоститься, ласково погладил ладонью волосы…

6

Час спустя первые капля долгожданного дождя забарабанили по крыше. Сэнди сразу проснулась, а Тони даже не шевельнулся. Она осторожно выбралась из его рук — даже во сне он не выпускал ее из объятий. Какое счастье смотреть на него, вдыхать терпкий запах кожи, слышать, как бьется сердце…

Где-то недалеко прогремел гром. Дождь вдруг припустил, застучал по металлическим стульям, забытым Тони под окном, выходящим в сторону болот, откуда доносился горьковатый аромат травы. Так вот откуда своеобразный запах его кожи! Он впитал сам дух этой неповторимо прекрасной земли!

Тони проснулся не из-за грома, а оттого, что соседняя подушка была пуста, когда он машинально пошарил по ней рукой. В испуге открыл глаза. Слава богу, Сэнди сидела рядом. До чего же она была хороша! Ладная, пышногрудая, будто налитая соком. Какой же восторг держать ее в объятиях!

— Тебе никогда не понять, как я хочу тебя, Рыжик, — прошептал он.

— О… я тоже хочу тебя! — воскликнула она, кидаясь ему в объятия.

Их губы слились в жарком поцелуе, тела прильнули друг к другу. Его язык погрузился во влажную глубину ее рта, а рука проскользнула к треугольнику волос внизу живота. Сэнди затрепетала, изогнулась дугой. Она испытывала невероятное возбуждение, вызванное прикосновением пальцев к ее нежным потаенным складкам. Он всегда знал, как податливо откликается она на интимные любовные игры. Без ложного стыда и жеманства, принимая их как нечто естественное между мужчиной и женщиной. Они вместе когда-то постигали те секреты, которые обоим доставляли наибольшее наслаждение, сейчас, после разлуки, как бы припоминали их вновь.

Сэнди задыхалась: так чувственны были его ласки. Губами Тони медленно исследовал каждый утолок тела, зарывался лицом между холмами грудей, овладевал сосками. Он то осторожно втягивал их ртом, то отпускал, покусывая зубами, и тогда будто молния пронзала ее. Она почувствовала, как твердеет его прижатая к ней плоть. Горячая волна, вызванная упругими толчками, обдала Сэнди. Они еще не сошлись и не познали друг друга, он только возбуждал в ней страсть, равную своей.

Слишком часто, лежа в одиночестве и пялясь в окно, Тони мечтал о том, как будет ласкать ее — трепещущую, полную вожделения. Сейчас он сознательно удерживал себя, стараясь именно ей продлить сладость наслаждения.

Сэнди пылала, огонь внутри нее ширился, поднимаясь снизу, пока не схватил всю. Содрогание сотрясло ее тело, и она сразу обмякла.

Тони поцеловал повлажневший лоб.

— Но ты же не… — едва слышно, словно виновато, сказала Сэнди.

— Помолчи, детка. Я получу свое. Мы же никуда не спешим.

В прошлом так иногда тоже бывало. В жизни эгоизмом Тони не отличался, в постели тем более. Умелый любовник, он в первую очередь заботился о женщине, ей стремился доставить удовольствие. Но и Сэнди знала, чем и как отплатить ему — не в качестве благодарности, а в естественном желании одарить ласками, способными и его привести к пику наслаждения.

Она легонько перебирала курчавые завитки на его груди, губами касалась темных окружий сосков, облизывала, словно балуясь, впадинку пупка, спускалась ниже, к возбужденно набухшей мужской плоти, языком исследуя каждый ее дюйм, а когда Тони невольно начинал постанывать, путешествие от завитков на его груди начиналось снова. И ласки становились все откровенней, чувственней.

Тони так в бездну провалился, где нет ни времени, ни пространства, ни проблем, одно лишь — до головокружения — счастливое забытье.

Но наслаждался не он один. Чем больше Сэнди доставляла удовольствий ему, тем сильнее вновь возбуждалась сама. Она опять хотела его. Вот тогда-то, в самый пик обоюдной неуемной жажды, он и обрушивался на нее. Их было уже не разнять. Мощными посылами он задавал ритм, то убыстряя, то замедляя движение своей плоти, а она то вбирала ее до отказа, то отдалялась. Стонала и вздрагивала, опускалась и вздымалась, идя навстречу все возрастающей скорости, пока ослепительный восторг, который продолжался и продолжался, накатывая волну за волной, не завершался оглушительным экстазом.