И шарик вернется…

Шура поблагодарила за чай, подхватила Петрушу и поехала домой. Ночью не спала, думала. Может, правда, попробовать? Не проживешь ведь на Петрушину пенсию. А врачи нужны, и массажисты, и фрукты, и море.

Наутро поехала в интернат. Интернат — бывшая барская усадьба — стоял в сосновом бору. Детки, укрытые шерстяными одеялами, спали на веранде на улице.

Главврач, немолодая, усталая женщина, внимательно выслушала Шуру и кивнула:

– Правильно мыслишь. Ему тут будет хорошо. Все специалисты есть. Питание четырехразовое. Соки, фрукты. Прогулки. Только с местами плохо. Но ты мать-одиночка. Попробуй. — И она дала Шуре список справок и бумаг, необходимых для устройства Петруши.

С очередью помог отец — подключил приятеля в министерстве. Дали ходатайство. Шура собрала все справки. Через месяц получила место. Вместе с отцом она отвезла Петрушу в интернат. Целовала его и говорила, что придет завтра. Петруша, не мигая и ничего не понимая, смотрел на нее. Отец и нянечка вывели Шуру из спальни. На улице отец крепко обнял ее и сказал, что она умница, все сделала правильно.

Шура расплакалась — какое там правильно… Такая на сердце тоска…

Когда вошла в квартиру, опять разревелась — посмотрела на Петрушину кроватку, игрушки, в которые он не играл…

А наутро поехала на кладбище, нашла тетю Тоню. Та ей обрадовалась и принялась вводить в курс дела.

Началась Шурина трудовая жизнь.

Таня

Окончательно сломали голову — денег собрали только половину. До внесения полной суммы оставалась неделя. Таня совсем извелась.

Позвонила из Рима Лялька. Сказала, что «помочила лапки» в фонтане де Треви. Рассказала, что шляется по музеям и объедается пиццей. Пицца и спагетти такие, что можно рехнуться. А тряпки, а обувь!

– Что хочешь, — говорила Лялька, — а эти итальяшки — сумасшедшая нация.

Потом спросила у Тани, что с голосом.

Таня сначала говорить не хотела, но Лялька настояла. Выслушала Таню, поинтересовалась:

– А надо-то сколько?

Таня, всхлипывая, ответила.

– Ну ты и дура, — возмутилась Лялька. — И из-за этого ты страдала? И ничего не сказала? Я тут жизнь прожигаю, а ты… Или я тебе никто? Чужой человек?

Таня пыталась оправдаться:

– У всех своя жизнь.

В ответ Лялька уточнила, к какому числу нужны деньги.

Через неделю деньги доставили Тане на дом. Всю недостающую сумму привез высокий и худой, похожий на де Голля француз, приятель Этьена. От чая вежливо отказался и попросил Таню пересчитать деньги.

Таня позвонила Ляльке и полчаса ревела. Лялька сказала:

– Хватит спасибкать. Ты разве так не сделала бы? Так и о чем тогда говорить?

Таня в положенное время внесла всю сумму. Теперь у нее была своя, отдельная квартира. Точнее — у них с Кирюшкой.

В общем — УРА, УРА И УРА!

Счастье есть!

Дальше — одни радости. Ремонт, покупка мебели, штор и светильников. Устройство быта и уюта. Только где на этот уют опять брать денег? Господи, ну что за жизнь? Из одной проблемы ногу вытянешь, в другой увязнешь.

И так, между прочим, всю жизнь…

Верка

Что происходило — Верка не очень понимала. Вернее, понимала не до конца. Понятно было одно: ее муж, любимый и родной, — бандит. Нет, он не грабит честный люд на большой дороге. Он «крышует» — казино, рестораны, магазины. И друзья у него такие же — из тех, кто «крышует». Она понимала, что Вовка — не пешка. Его уважают. Советуются. Вызывают на «разборки» и «стрелки». Сам Вовка приосанился. Сделал новые зубы, вместо потерянных на зоне, стригся у хорошего парикмахера, покупал себе дорогущую одежду — итальянскую обувь, свитера, рубашки, брюки, благо наступили времена, когда все это можно было купить без проблем. Ездил на новенькой «БМВ» — настали другие времена, иномарки на московских улицах перестали быть роскошью. Обедал в ресторанах. На семью тоже не жалел — Верке и Лиечке не было отказа ни в чем.

Купили квартиру — четыре комнаты, вид на Москву-реку. Дом старый, сталинский. Соседи приличные, консьержка в подъезде.

Наняли домработницу, чтобы Верка на кухне не стояла. Продукты привозил тот самый Серый — Верка писала ему список. Однажды Вовка позвал ее в казино. Верка, растерянная, сидела на диване и боялась подойти к столу, где крутилась рулетка. Вовка смеялся и тянул ее за руку. Верка вырвалась и выбежала прочь. Он ее не догнал. Она шла по улице и ревела. Разве о такой жизни она мечтала, когда тряслась в холодном поезде в Потьму? Когда жила в комнатухе, где дуло изо всех щелей и шуршали мыши? Когда рожала Лиечку? Когда считала копейки? Когда порвала с отцом?