Огонь, мерцающий в сосуде

— Ты ведь могла все рассказать моему брату еще до похищения, — мягко произнесла я, не выпуская ее руки.

— Наверное. Может, он даже согласился бы помочь нам… хотя вряд ли. Он бы сказал, мы угодим в тюрьму, и какой тогда прок от денег? А еще… Я не хотела, чтобы он знал, какая я. Что я способна украсть ребенка. Я ведь мечтала стать его женой. Вдруг он бы отказался от меня, разлюбил? А после смерти Юли… Разве бы он поверил, что я не виновата? Я и сама не верила. Я могла ее спасти, просто вызвав врача, но я не стала этого делать…

— Что было дальше?

— Я переезжала из одного города в другой и всего боялась. Мне казалось, достаточно кому-то посмотреть на меня внимательно, и он поймет, кто я. На работу устроиться не решалась: вдруг кто-то проверит паспорт? Жила на съемных квартирах, деньги экономила, чтобы хватило надолго. У меня не было друзей или просто хороших знакомых. Мужчины тоже не было. То есть было двое. Один бросил меня через месяц, второй ограбил. Жил у меня неделю, однажды утром я проснулась, а в квартире ни его, ни денег. За квартиру платить было нечем, я все-таки устроилась на работу, продавщицей в овощной ларек. Место получше было не для меня. Паспорт я боялась показывать, хотя, когда он мне его давал, сказал, что документы надежные.

Я слушала ее, пытаясь представить себе такую жизнь. Жизнь беглянки. Еще совсем недавно я считала, что способна скрываться под чужим именем, и только теперь по-настоящему поняла, на что едва не обрекла себя.

— Я скопила немного денег, — продолжила свой рассказ Генриетта. — И поехала к отцу. Я не знала, что стану делать здесь, иногда мне хотелось зайти в ближайшее отделение полиции и все рассказать. И будь что будет… Но в последний момент на это не хватало смелости. Я боялась тюрьмы, хотя эти годы были ничуть не лучше тюремного заключения. Если бы я сразу во всем созналась, сейчас была бы свободным человеком. Может, смогла бы устроить свою жизнь. Хотя вряд ли… Ты думаешь об одном, а на деле выходит совсем по-другому.

— Ты приезжала сюда два месяца назад? — задала я вопрос, я видела, как мучительно дается ей этот рассказ, и растягивать ее муку не хотелось. Лучше сразу…

— Да, — кивнула Генриетта. — Долго слонялась возле дома, не решаясь зайти. Дождалась вечера, позвонила в дверь. Отца я сначала даже не узнала. Он так изменился, постарел. Я сказала: «Папа»; а он ничего не ответил, но в дом пустил. Мы сидели на кухне, я ему все рассказала. Вряд ли он поверил. Я плакала и просила: «Помоги мне. Скажи, что мне делать». А он ответил: «Уходи. Соседи могут увидеть». А я опять плакала. Куда мне было идти? И тогда он сказал: «У меня была хорошая дочь, добрая, честная девочка, я ее похоронил десять лет назад. А тебя я знать не знаю». Он просто спятил от одиночества. Или от горя. А я говорила ему про маму, про то, что эти деньги мне нужны были, чтобы спасти ее. А он сказал: «Хорошо, что мать до этого не дожила». Он меня выгнал, понимаешь? Единственный близкий мне человек. Такая, как я, ему не нужна. Никому не нужна. Я ушла рано утром, чтобы никто меня не видел. Точно воровка. Я и была воровкой, воровкой и убийцей. Я бродила по городу, ждала вечера, когда отходил мой поезд. На самом деле я надеялась найти Бориса, надеялась что-нибудь узнать о нем… А встретила его. Он садился в машину. Дорогая машина около дорогого ресторана. Это я скиталась по городам, а он никуда не уезжал. Все это время жил здесь. У него все было отлично, понимаешь? Жена, работа…

— И ты решила его шантажировать? — спросил Бессонов, вновь вмешавшись в наш разговор. В тот момент я его ненавидела, уж очень жестоко это прозвучало, хотя, наверное, он был прав.

— Нет, — покачала головой Генриетта. — Я не хотела денег, если вы об этом. Я хотела… невозможного… хотела все вернуть назад, вернуть свою жизнь, потому что эта была чужой от начала до конца. Я бы никогда не согласилась ему помогать, и Юлька сейчас была бы жива… и мама… может, я смогла бы найти деньги, и ее бы спасли. Даже если нет, у меня остались бы отец и Борис… Он ведь любил меня, а я предала его… всех предала.

— Не сомневаюсь, что тебе хотелось все вернуть назад, но закончился ваш разговор тем, что ты взяла у него деньги? — сказал Бессонов.

— Взяла. «Кто тебе поверит, что ребенок умер сам? — твердил он. — Это ты оставалась с девчонкой, а не я. Может, ты ее придушила. Уверен, так и было. Через десять лет ни одна экспертиза не установит, отчего погибла девочка. Даже если ее тело найдут. А его не найдут. Никогда. Я скажу, ты все это выдумала, чтобы меня шантажировать, найму лучших адвокатов, твое слово против моего».