59  

– Тетенька, пожалуйста, позвоните Юлии Сергеевне Волчек, учительнице литературы из колледжа! – закричала «арестантка». – Попросите ее приехать в больницу, пусть…

Полицейский нагнулся, быстро выдернул меня из автомобиля, захлопнул дверцу и с укоризной произнес:

– Гражданочка, не лезьте не в свое дело. Девчонку родные поместили в клинику Волкова, а наркоманка оттуда удрала. Звать ее Лора Гаспарян, лет красотке немного, но она уже нехороших дел натворить успела, приводов у нее куча. Ворует в магазинах, тырит кошельки в метро, а все ради того, чтобы дозу купить. И хитрая, почище обезьяны! О побеге нам пару часов назад сообщили. Я ее случайно на улице увидел – приметная у поганки внешность, волос почти нет. Вот, везу назад в больницу, а наручниками пристегнул не сразу, вначале просто усадил. Так она вон чего учудила…

Полицейский повернул голову, и я увидела у него на шее длинные глубокие царапины.

– Не успел до светофора доехать, как пакостница сзади напала, еле-еле ее от себя оторвал. Сама виновата – зачем драться полезла? Я понимаю: ребенок, больная, но мне как поступить прикажете? Как с бешеной кошкой справиться? Один ведь сегодня катаюсь. Не положено, конечно, без напарника, но у нас почти весь личный состав с гриппом слег.

– Да ну? – обрадовался Георгий. – И у нас та же петрушка.

Я посмотрела на заднее сиденье. Лора прижалась лицом к окну, по ее щекам потоком текли слезы.

– Актриса, – вздохнул полицейский. – Пока сюда докатил, настоящую трагедию разыграла. Все вокруг плохие, она одна хорошая, жертва интриг, наркотики никогда не употребляла, не курит, не пьет, белый ангел во плоти. А злая мать из ненависти держит девочку в клинике, где ее травят лекарствами. И так убедительно говорила, что я, если б не знал ее послужной список, вполне бы мог поверить в мамашу-монстра.

– Так это Лора Гаспарян… – пробормотала я. – Извините меня, пожалуйста.

– Ничего, гражданочка, я вас понимаю, – перебил полицейский. – У меня у самого дочка есть. Вы с торчками небось никогда не сталкивались, не знаете, какие они пронырливые, на все ради дозы готовы. Вот уж горе-то родителям!

Глава 22

Поскольку время плавно подобралось к обеду, мы с Максом встретились в маленьком кафе, сели за столик, и я в деталях описала свой визит в клинику.

– Интересно… – протянул муж, когда мой рассказ завершился.

– И нестыковок немало, – кивнула я.

Макс оторвался от супа.

– Правда? Ни одной не заметил.

Я отложила вилку, которой ковыряла салат с курицей.

– Но ведь они сразу бросаются в глаза, как мелкие, так и крупные! Вот, смотри… Женя в начале беседы рассказывала о том, какая Марина Евгеньевна прекрасная, самоотверженная мать. Ради детей талантливая актриса бросила сцену, отказалась от главной роли в известном фильме, отдала славу и деньги другой артистке, сидела с маленькими Колей и Женечкой, которые никогда не посещали ни ясли, ни садик.

– Я всегда считал, что малыша до первого класса надо оставлять дома, под ласковым крылом мамы или бабушки, – медленно произнес Макс. – Да и потом ребенка не следует сдавать в интернат. Увы, многим женщинам приходится выбирать: либо материнство, либо продвижение по служебной лестнице, совместить две ипостаси не получается.

Я на секунду примолкла. К сожалению, моему мужу не повезло – Капа постаралась отделаться от сына, когда тот едва выпутался из пеленок[7].

– Продолжай, пожалуйста, – попросил Макс.

Я отодвинула от себя тарелку.

– Трудно быть вруном, редко кому, кроме хорошо обученных сотрудников спецслужб, удается лгать последовательно и при этом не забывать, что ты нафантазировал. Впрочем, даже у шпионов бывают промахи. А Женечка обычный человек, поэтому, расхвалив свою мать и сообщив, что та никогда не отдавала детей до семи лет в разные муниципальные учреждения, через десять минут рассказала, как любила ездить летом на дачу вместе со своим детским садиком. Упс! Не сошлись у нее концы с концами.

– Ерунда, – легкомысленно отмахнулся Макс. – Женя любит Марину Евгеньевну и, вероятно, страдала в раннем детстве от ее невнимательности, вот и придумала себе образ нежной, заботливой матушки. Я сам, когда очутился в круглосуточном детском санатории, по ночам накрывался с головой одеялом и говорил себе: «Мамулечка – летчик, она защищает родину, служит на Севере, маленьким детям туда нельзя, там холодно, белые медведи ходят. Вот выполнит она все задания и вернется за мной». Твердил я эти слова, как мантру, и поверил в них, стал другим ребятам рассказывать. Меня пару раз за вранье старшеклассники крепко побили. Где-то лет в восемь я понял, что лучше не строить воздушные замки. Но у нас в группе была Наташа Лунина, вот она, как бы ей ни доставалось, упорно повторяла: «Мои родители работают за границей, папа посол, а мама ему помогает. Завершится их командировка, они меня отсюда заберут». А все знали, что Наташина мать изменила мужу и убежала с любовником, отец женился на другой. Никому из родителей Лунина была не нужна, поэтому и очутилась в интернате. Ей прямо в глаза говорили: «Ната, не лги». Но девочка упорно стояла на своем. Вероятно, Евгения на нее похожа.


  59  
×
×