92  

К маю определились с репарациями. Не совсем уверен, но, как мне показалось, здесь Германию ободрали хоть и сильно, но все-таки заметно меньше, чем в другой истории. Ну не знаю я «тех» цифр. Однако здесь у нас Германия не ухнула так же, как и Россия, в революцию и сохранила вооруженные силы, промышленный и кадровый потенциал. Да и кайзер Вильгельм II остался у власти, а на него наезжать куда сложнее, чем на какого-то там Эберта.[45] И все это, а также наша позиция, непременно должно было хоть как-то отразиться на аппетите союзников. Впрочем, тут я мог только гадать.

Общий объем контрибуций для России со всех трех проигравших держав был определен примерно в семь миллиардов рублей золотом — эта сумма была близка к годовому бюджету нашей империи. А в целом она составила не более одной пятнадцатой доли всех репарационных требований, вследствие чего меня потом довольно долго обвиняли в излишнем «благоволении к Германии» и «предательстве интересов русского народа, понесшего неисчислимые жертвы в навязанной ему войне»… Мы были согласны и на меньшую сумму, но при этом настаивали на «пропорциональном снижении всех репарационных выплат». Так что нас «убедили» взять столько. Зато за это мое «согласие» мне удалось продавить такой график платежей, по которому все выплаты нам пройдут в течение первых десяти лет после подписания договора. Причем наши выплаты должны были осуществляться в «преимущественном порядке». И я считал это куда большим выигрышем, чем крупная общая сумма. Не думаю, что те, кто замахнулся на сотни миллиардов марок, действительно их получат — инфляция, согласования, взаимозачеты, списания… А мы, глядишь, закроем этими деньгами наши переселенческие программы. Нам-то земли наши еще заселять и заселять.

Кстати, насчет неисчислимых жертв наша интеллигенция, как обычно, перегнула палку. Жертвы были посчитаны. За почти три года войны мы потеряли убитыми, умершими от ран и пропавшими без вести чуть больше пятисот тысяч человек. Чудовищно много! Но… в разы меньше, чем в моей истории. А если учесть еще и восемь-десять миллионов погибших и эмигрировавших после не случившейся здесь революции и последовавшей за ней Гражданской войны и тридцать пять миллионов, оставшихся на оторванных от страны территориях, то на их фоне это число вообще выглядит откровенно убого. Боле того, по данным всеобщей переписи, состоявшейся в 1925 году, в Российской империи на тот момент проживало более двухсот пятидесяти миллионов подданных. То есть к 1917-му у нас было уже миллионов двести десять. Так что демографический провал Новой Отечественной, как ныне именовалась отгремевшая война, вызванный не только потерями, но и длительным отсутствием мужчин в семьях, мы проскочили, считай и не заметив. В СССР-то на такую численность населения вышли, насколько мне помнится, году к 1975-му и в основном за счет скачкообразного роста населения национальных республик. Здесь же пока русские им в этом не уступали. Среднее количество детей в семье православного вероисповедания, по данным все той же переписи, у нас составило шесть душ. И это среднее, то есть с учетом вдовых, неженатых, стариков и так далее. Так что, если даже принять во внимание пока еще несколько больший, чем во второй половине XX века, процент смертности (хотя совершенно точно намного меньший, чем в это же время в моей истории), можно было рассчитывать, что следующее удвоение населения у нас произойдет лет через двадцать.[46] То есть, если все пойдет без сбоев, к концу столетия Российская империя должна по численности населения обогнать Китай начала XXI века из покинутого мною будущего… Поэтому робкие попытки «прогрессивной общественности» обвинить мое правительство в «неоправданно чудовищных потерях», предпринятые сразу после окончания войны, сошли на нет сами собой…

Еще около ста тысяч у нас составили потери мирных жителей, в основном поляков, поскольку из всей территории Российской империи боевые действия велись только в Царстве Польском. Ранено за время войны было почти в три раза больше. Но инвалидами из числа раненых стало всего около семнадцати тысяч человек. За это низкий поклон нужно было положить Боткину со товарищи — не только за организацию полевой медицины, но и за невероятные усилия по обучению личного состава первичной помощи. Благодаря им даже рядовые бойцы имели ясное представление о «бриллиантовых минутах», «золотом часе» и «серебряных сутках», владели приемами первичной дезинфекции и обработки ран, умели накладывать шины и купировать сильные кровотечения. Ну а уровень профессионализма фронтовых хирургов был таков, что они часто умудрялись обходиться без ампутации конечностей даже при раздроблении трубчатых костей… Причем как раз вследствие такой немногочисленности инвалидов нам удалось положить каждому приличную пенсию — никто из этих семнадцати тысяч не пошел на паперть и не стал вечным укором царю и стране, как это нередко случалось в покинутом мною будущем.

  92  
Предыдущая страница Следующая страница
×
×