– Отпустите ее, – требует Майк. – Джоанна, как ты?
Она не отвечает, но глаза ее закатываются от ужаса. Линож хмурится.
– Если вы не хотите видеть миссис Стенхоуп в виде самой большой в мире праздничной свечи, я вам советую не заговаривать, пока вас не попросят. Хэтч, закройте дверь.
Хэтч закрывает. Линож следит, потом снова обращает свое внимание на Майка.
– Вы не любите знаний?
– Те, которые вы имеете в виду – нет.
– Ай-яй-яй, как плохо. Просто стыдно. Может быть, вы мне не верите?
– Я вам верю. Но дело в том, что вы знаете все плохое и ничего из хорошего.
– Ах, как возвышенно. У меня даже слезы на глазах выступили. Но в общем и целом, констебль Андерсон – добро – это иллюзия. Побасенки, которые люди себе рассказывают, чтобы прожить жизнь, не слишком много плача.
– В это я не верю.
– Я знаю. Вы до самого конца держитесь добра… только в этот раз, кажется, вам достанется спичка с коротким концом.
Он смотрит на Джоанну, приподнимает трость… и медленно ее опускает. При этом Джоанна соскальзывает по стене. Когда ее ноги касаются пола, Линож надувает губы и слегка дует. По комнате проносится ветер. Пламя свечей на столе и на полке колеблется, свечи в руках у Джоанны гаснут. И чары с нее спадают. Она бросает свечи и бежит к Майку, всхлипывая. Пробегая мимо Линожа, она от него отшатывается. Он улыбается ей отеческой улыбкой, а Майк обнимает ее за плечи.
– Ваш город полон прелюбодеев, педофилов, воров, обжор, убийц, хулиганов, мошенников и скупердяев. И каждого из них я знаю. Рожденный в грехах – рассыпься в прах. Рожденный в грязи – в ад ползи.
– Он дьявол! – всхлипывает Джоанна. – Не подпускай его больше ко мне! Я все сделаю, только не подпускай его ко мне!
– Чего вы хотите, мистер Линож? – спрашивает Майк.
– Чтобы через час все собрались в том зале – для начала. Проведем незапланированное городское собрание, точно в двадцать один ноль-ноль. А потом… потом увидим.
– Что увидим? – спрашивает Майк. Линож проходит к задней двери, приподнимает трость, и дверь отворяется настежь. Врывается штормовой ветер, гася все свечи. Силуэт – Линож – оборачивается. В контуре его головы дергаются красные линии, освещающие его глаза.
– Увидим, закончил ли я с этим городом… или только начал. В девять вечера ровно, констебль. Вы… он… она… преподобный Бобби… менеджер города Робби… все и каждый.
Он выходит, и дверь за ним захлопывается.
– Что же нам делать? – спрашивает Хэтч.
– А что мы можем сделать? – отвечает Майк. – Выслушаем, чего он хочет. Если есть другой выход, я его не вижу. Скажи Робби.
– А как с детьми? – спрашивает Хэтч.
– Я за ними присмотрю, – говорит Джоанна. – Я все равно не могу быть там, где он. Опять – ни за что!
– Так не пойдет, – говорит Майк. – Он хочет, чтобы собрались все, а значит, и ты, Джо. – Он задумывается. – Мы перенесем их наверх. Вместе с кроватями. Поставим сзади в зале заседаний.
– Да, это пойдет, – соглашается Хэтч. Когда Майк открывает дверь, он добавляет:
– Я никогда в жизни еще не был так испуган.
– Я тоже.
И они идут сообщить о собрании выжившим в эту бурю.
Снаружи купол с мемориальным колоколом почти исчез под сугробами. И на одном из сугробов – что почти такое же чудо, как хождение по воде – стоит Андре Линож. Трость его поставлена между ступнями в снег. Он смотрит на мэрию… сторожит… выжидает.
Затемнение. Конец акта третьего.
АКТ ЧЕТВЕРТЫЙ
Все еще дует ветер на углу Мэйн-стрит и Атлантик-стрит, наметает сугробы и волочет поземку, но снегопад почти прекратился.
У остатков причала волны по-прежнему бьют в берег, но уже не так яростно. У подножия Атлантик-стрит лежит рыбачья лодка, и ее нос воткнулся в разбитую витрину магазина сувениров Литтл-Толл-Айленда.
На небе поначалу видны только чернота и бегущие тучи, но где-то чуть-чуть бледнеют просветы, какое-то серебрение. В этом свете чуть виднее дымчатые, беспокойные тени облаков, я потом, всего на миг-другой, сверкает полная луна в промоине и снова исчезает.
Здание мэрии сквозь вертящуюся завесу снега все также похожа на мираж. Под прикрытием своего купола раскачивается по ветру мемориальный колокол и тихо позванивает.
Мы видим крупным планом старомодные кварцевые часы. Когда малая стрелка указывает точно на девять, они начинают бить. Камера отъезжает, открывая нам зал заседаний Литтл-Толл-Айленда.