Мареновая роза

– Вы хотите изнасиловать меня? – спросила она, глядя на него своими бесподобными по-детски синими глазами, роскошными глазами – имея такие глазки, можно свести с ума любого мужика, правда, Пэмми?– однако он не замечал в них того, что хотел. А хотел он увидеть взгляд, знакомый ему по камерам, взгляд человека, который после допроса, продолжавшегося целый день и половину ночи, готов сломаться: жалкий, униженный, умоляющий взгляд, утверждающий: «Я скажу вам все, все, что хотите, только оставьте меня в покое хоть ненадолго». Он не видел этого взгляда в глазах Пэмми. Пока.

– Пэм...

– Пожалуйста, не надо насиловать меня, прошу вас, не надо, но если вы все-таки собираетесь сделать это, прошу вас, воспользуйтесь презервативом, я так боюсь СПИДа...

Он уставился на нее потрясенный, потом разразился хохотом. От смеха у него свело живот, вернулась невыносимая боль в груди и еще сильнее заболело лицо, но какое-то время Норман просто не мог остановиться. Он говорил себе, что обязан остановиться, что кто-нибудь из администрации отеля, проходя мимо, решит полюбопытствовать, что же так развеселило кого-то, и попытается заглянуть в подсобку, но даже эта доводы не помогли; он просто должен отсмеяться, пока приступ не закончится сам собой.

Блондинка смотрела на него сначала удивленно, затем тоже робко улыбнулась. Улыбнулась с надеждой.

С огромным трудом Норману удалось взять себя в руки, хотя к тому времени глаза его все еще слезились от смеха.

– Господи, не собираюсь я тебя насиловать, Пэм, – выдавил он наконец, после того как приступ смеха ослабел настолько, чтобы его слова не показались неискренними.

– Откуда вы знаете, как меня зовут? – снова спросила она. В этот раз ее голос звучал более уверенно.

Он выдернул из кармана маску, сунул руку внутрь и принялся шевелить ею, как тогда, на улице, перед глазеющим на него похожим на бухгалтера водителем «камри».

– Пэм-Пэм-бо-Бэм, банана-фанна-фо-Фэм, фи-фай-мо-Мэм, – заставил петь маску. Он покачивал рукой вперед-назад, как Шери Льюис со своей трахнутой отбивной из ягнятины, только теперь это не ягненок, а бык, кастрированный бык-недоумок с цветочками на рожках. На всей земле не найдется причины, по которой он мог бы испытывать к Фердинанду теплые чувства... однако следует признаться честно – проклятый бык ему чем-то нравился.

– Ты тоже мне чем-то нравишься, – признался кастрированный бык-недоумок, глядя на Нормана своими пустыми глазницами. Затем повернулся к Пэм и с помощью Нормана, чьи пальцы заставляли двигаться его губы, спросил: – У тебя что, какие-то проблемы?

– Н-н-нет, – промямлила она, и выражение глаз, которого ему так не хватало, все не появлялось и не появлялось, хотя наметились признаки прогресса: он приводил ее в трепетный ужас – они приводили ее в ужас, – в этом можно не сомневаться.

Норман присел на корточки, свесив руки между коленями; морда Фердинанда была теперь обращена к полу. Он посмотрел на нее с искренним сочувствием.

– Клянусь, больше всего на свете ты хотела бы, чтобы я убрался из этой комнаты и из твоей жизни, правда же, Пэм?

Она кивнула с такой силой, что волосы подпрыгнули на плечах.

– Да, я понимаю и полностью с тобой согласен. Ты скажешь мне одну вещь, и я растаю, как прохладный бриз. И ответ не представляет собой ничего сложного. – Он подался к ней; рога Фердинанда уперлись в пол. – Все, что мне надо, – это знать, где Роуз. Роуз Дэниэлс. Где она живет.

– О мой Бог! – С лица Пэм исчезли последние краски – два розовых пятна на скулах, – а глаза расширились так, что им, казалось, стало тесно. – О мой Бог! Это вы! Вы Норман.

Он испугался и разозлился – ему полагалось знать ее имя, именно на этом все и построено, но она не должна знать, как его зовут, – после чего события приняли неожиданный оборот. Пока он реагировал на произнесенное ею имя, она вскочила на ноги и едва не убежала. Он бросился за ней, протягивая правую руку с надетой на нее маской быка Фердинанда. Краешком сознания слышал свой голос, кричавший, что Пэм от него не уйдет, что он намерен поговорить с ней, поговорить сейчас же и начистоту.

Норман схватил ее за горло. Она издала сдавленный хрип – его рука не позволила закричать – и рванулась с отчаянной силой, о которой и не подозревал. И все же он удержал бы ее, но помешала маска. Резиновая морда быка соскользнула с руки, и Пэм бросилась к двери, она упала у двери, размахивая вытянутыми в стороны руками, и в течение нескольких секунд Норман не мог сообразить, что же случилось потом.