206  

«Ты забываешь про них, папочка, – возразил голосу Норман. Его до глубины души потрясла настойчивость отцовского монолога, однако он не хотел признаться себе в этом. – Спустя какое-то время туда заявятся копы: и мне не сдобровать. Они изрешетят меня прежде, чем успею уловить запах ее духов. А еще она послала меня... Я не уйду, потому что она превратилась в проститутку. Это видно даже по ее манере речи».

«Да наплюй ты на ее манеру речи, идиот! – взорвался отцовский голос. – Если она испортилась, брось ее, и пусть догнивает на земле вкупе со своими подружками! Может, еще не поздно отойти от вулкана на достаточное расстояние, чтобы выброс распаленной лавы не угодил тебе в лицо».

Сам того не желая, он задумался над отцовскими доводами, а затем поднял взгляд и прочел надпись, высеченную на камне над входом в храм.

«ЖЕНЩИНА КРАДУЩАЯ КРЕДИТНУЮ КАРТОЧКУ МУЖА, НЕ ИМЕЕТ ПРАВА НА ЖИЗНЬ».

Сомнения рассеялись. Он не станет больше слушать скулеж папочки, только и умеющего, что щупать детские гениталии. Норман вошел в зев дверного проема и углубился в темноту храма. Темно... но не настолько, чтобы ничего не видеть. Через узкие окна внутрь прорывались мощные, словно состоящие из серебристых блестящих пылинок, лунные лучи: освещая развалюху, пугающе похожую на церковь в Обрейвилле, которую боготворили Роуз и ее родственники. Ой зашагал по сугробам шуршащих мертвых листьев, а когда стая летучих мышей с писком закружила над головой, едва не цепляя Нормана крыльями, хлопнул в ладоши и отмахнулся от них?

– Пошли вон, сучьи выродки.

Пройдя через дверь справа от алтаря и оказавшись на маленьком крыльце с противоположной стороны храма, Норман увидел повисший на колючем кусте обрывок материи. Наклонился, снял лоскут и поднес к глазам. Слабый лунный свет мешал

рассмотреть его, но показалось, что ткань красного или розового цвета. Разве на ней было что-то красное? Помнится, она была в джинсах, впрочем, он не поручился бы. Все смешалось и перепуталось. Даже если и джинсы – сняла же она куртку, которую одолжил ей дружок-сосунок, и бельишко, возможно...

За спиной у него раздался шорох, напоминающий трепетание сигнального флажка на ветру. Норман повернулся, и коричневая летучая мышь вцепилась в его лицо, припав отвратительным ртом и хлопая крыльями по щекам.

При первом же звуке рука невольно опустилась к рукоятке пистолета. Теперь же он медленно разжал пальцы, схватил зверька и скомкал его, смял, чувствуя, как хрустнули крылья. Занес руку над головой и встряхнул летучую мышь с такой силой, что ее тельце лопнуло, и вывалившиеся внутренности упали на носки его ботинок.

– Нечего было лезть ко мне, паскуда, – заявил он летучей мыши, зашвыривая останки в темноту храма.

– С летучими мышами ты расправляешься запросто, Норман.

Господи Боже, до чего же близко – как будто из-за плеча! Он повернулся так круто, что потерял равновесие и едва не свалился с каменного крыльца.

Начинавшаяся у храма тропинка шла под уклон, спускаясь к ручью, и на половине пути среди деревьев, мертвее которых не нашлось бы ничего во всем мире, стояла его маленькая прекрасная бродячая Роза – вот так вот просто стояла себе в лунном свете и смотрела на него. Три лихорадочные мысли одна за другой пронеслись в его голове. Во-первых, прежние джинсы, если таковые на ней имелись, сменило иное одеяние-подобие мини-платья, самое подходящее место которому на бале-маскараде в приюте для идиотов. Во-вторых, она изменила прическу: стала блондинкой, и волосы не обрамляли ее лица, как раньше.

В-третьих, она красива.

– С летучими мышами и женщинами воюешь, – произнесла она ледяным тоном. – Кажется, на большее ты не годишься, верно? Мне даже почти жаль тебя, Норман. Ты всего-навсего карикатура на мужчину. Ты ведь не мужчина на самом деле. И эта глупая маска, которую ты натянул, не сделает тебя им.

– Я УБЬЮ ТЕБЯ, СУКА! – прорычал Норман, спрыгивая со ступенек, и припустился вниз по тропинке к тому месту, где она стояла; рогатая тень послушно последовала за ним, бесшумно скользя по мертвой траве.

3

Секунду-другую она не двигалась, прикованная к земле, с одеревеневшими мышцами во всем теле, а он мчался к ней, приближался, издавая под отвратительной маской торжествующий вопль. Справиться с оцепенением помог ей лишь образ теннисной ракетки, которой он ее изнасиловал, вызванный в сознании, как Рози заподозрила, верной подругой, миссис Практичность-Благоразумие, – теннисной ракетки с окровавленной ручкой.

  206  
×
×