Мареновая роза

– Это хорошо, да? – слабым голосом спросила Рози.

– Совершенно верно. – Анна зашуршала бумагами, передвигая документы с места на место, и в конце гонцов обнаружила то, что искала, за компьютером «Пауэр бук», пристроившимся на левом крыле стола. Она протянула лист бумаги с отпечатанным на нем текстом и синим логотипом «Дочерей и сестер» вверху. – Вот. Прочтите и подпишите. Смысл текста сводится к тому, что вы согласны заплатить за свое пребывание у нас из расчета шестнадцать долларов в сутки, куда входят питание и проживание. При необходимости оплата может быть произведена позже. В общем-то, это даже не официальный документ; так, обещание. Мы рады, если те, кто останавливался у нас, платят половину перед уходом, даже если отлучаются на время.

– Я могу заплатить, – заверила ее Рози. – У меня еще кое-что осталось. Не знаю, как благодарить вас, миссис Стивенсон.

– Оставьте миссис для деловых партнеров, для вас я Анна, – поправила она Рози, глядя, как та ставит подпись в нижней части листа. – И не нужно благодарить ни меня, ни Питера Слоуика. Вас привело сюда Провидение – Провидение с большой буквы, как в романах Чарльза Диккенса. Я видела слишком много женщин, которые приползали сюда совсем разбитыми, а выходили целыми, чтобы не верить в это. Питер – один из немногих людей в городе, которые направляют женщин ко мне, но сила, приведшая вас к нему, Рози... это Провидение.

– С большой буквы.

– Верно. – Она мимоходом взглянула на подпись на листке и положила его на полку справа от себя, где, Рози не сомневалась, листок затеряется в общей куче бумаг еще до окончания дня.

– Ну вот, – произнесла Анна тоном человека, который только что покончил с неприятными, но необходимыми формальностями и теперь может свободно перейти к тому, что ему действительно нравится. – Что вы можете делать?

– Делать? – переспросила Рози. Ей неожиданно стало плохо. Она поняла, что сейчас произойдет.

– Да, делать. Что вы умеете делать? Скоропись, например?

– Я... – Она сглотнула. Когда-то, в старшей школе, она два года училась скорописи и получала отличные оценки, но те дни давно прошли, и сейчас она вряд ли вообще сможет писать без орфографических ошибок. – Нет. Когда-то училась, но не более того.

– Другие секретарские навыки?

Рози медленно покачала головой. В глазах снова защипало. Она отчаянно заморгала, пытаясь сдержать теплые слезы. Переплетенные пальцы рук опять засверкали белыми костяшками.

– Печатать на машинке умеете?

– Нет.

– Математика? Бухгалтерский учет? Банковское дело?

– Нет!

Анна Стивенсон поискала в бумажных дебрях карандаш, извлекла его и в задумчивости постучала резинкой на конце карандаша по белым зубам.

– Вы могли бы работать официанткой?

Рози невыносимо хотелось дать хоть один положительный ответ, но она представила огромные подносы, которые приходится таскать официанткам весь день напролет... а потом вспомнила о своей пояснице и почках.

– Нет, – прошептала она. Она проиграла битву со слезами; маленькая комната и женщина, сидящая за столом напротив, расплылись, их заволокло туманом. – Во всяком случае, не сейчас. Может, через месяц-другой. Спина... она слишком слаба сейчас.

Господи, до чего же похоже на ложь! Услышав подобные фразы по телевизору, Норман цинично смеялся и принимался разглагольствовать о благотворительных «кадиллаках» и талонах на бесплатное питание для миллионеров.

Однако Анна Стивенсон, похоже, не очень обеспокоилась.

– Что же вы все-таки умеете делать, Рози? Хоть какими-то профессиональными навыками вы обладаете?

– Да! – воскликнула она, приходя в ужас от резких, сердитых интонаций в собственном голосе и не желая не только спрятать, но даже приглушить их. – Да, почему же нет? Я могу вытирать пыль, я могу мыть сосуду, я могу стелить постели, я могу пылесосить ковры, я могу приготовить ужин для двоих человек, я могу заниматься любовью с мужем раз в неделю. И еще я могу сносить побои. Да, это мое главное умение. Как вы думаете, в окрестных спортивных залах нет открытой вакансии спарринг-партнера для начинающих заниматься боксом?

А потом она по-настоящему разрыдалась. Она рыдала, уткнувшись лицом в ладони, как часто делала за годы, прошедшие со дня их свадьбы, рыдала в полный голос и ожидала, когда Анна наконец скажет, чтобы она выметалась на улицу, что они могут найти на свободную койку другую женщину, которая не станет демонстрировать свое остроумие.