Мареновая роза

Он действительно ее напугал, и очень здорово, и в то же время никогда в жизни она не слышала ничего более прекрасного. У нее горело все тело (а ступни оставались холодными как лед), она слышала усыпляющий шелест вентиляторов над головой. Казалось, их было не меньше тысячи, целый батальон вентиляторов.

– Эта женщина является, чтобы продать мне обручальное кольцо с камнем, который считает бриллиантом... хотя в глубине души понимает, что камень фальшивый. Потом, когда я узнаю, где она живет и прихожу навестить – с букетом в руке и сердцем в пятках, если можно так выразиться, – она чуть не расшибает мне голову банкой фруктового коктейля. Не хватает вот столько. – Он поднял правую руку и развел большой и указательный пальцы на полдюйма. Рози вытянула руку – левую – и развела большой и указательный пальцы на дюйм.

– Скорее вот столько, – уточнила она. – И я похожа на Роджера Клеменса – у меня отличная реакция.

Он от души рассмеялся ее шутке – хорошим, искренним, глубоким грудным смехом. Через секунду она захохотала вместе с ним.

– Как бы там ни было, леди не нажимает на пусковую кнопку, она лишь легонько поглаживает ее блестящую красную поверхность, а потом прячет ручки с оружием за спину, как мальчишка, застигнутый с «Плейбоем», который стащил из ящика отца. Она говорит: «О Боже, извините!», и мне хочется узнать, кто же враг, ибо оказывается, что это не я. А потом я задумываюсь над тем, до какой степени бывшим стал ее бывший муж, потому что не всякая счастливая в браке женщина приходит ко мне в ломбард,

чтобы расстаться со своим обручальным кольцом. Понимаете?

– Да, – кивнула она. – Думаю, да.

– Это очень важно для меня. Видите ли, если вам кажется, что я сую нос не в свои дела, я согласен, так оно, наверное, и есть, но... за считанные минуты эта женщина все переворачивает во мне, и я, естественно, не желаю, чтобы у нее имелись какие-то прочные привязанности. С другой стороны, мне не хочется, чтобы ее преследовал страх, заставляющий всякий раз, когда кто-то звонит, открывать дверь, держа в руке банку консервированнего фруктового коктейля размером с ведро. Вы следите за ходом моих мыслей? Понимаете, что я хочу сказать?

– Думаю, да, – сказала она. – Бывший муж, очень даже бывший. – А потом, сама не зная почему, добавила: – Его зовут Норман.

Билл с серьезным видом склонил голову:

– Теперь я понимаю, почему вы от него ушли. Рози невольно засмеялась и зажала рот ладонями. Лицо ее пылало огнем. Наконец ей удалось взять себя в руки, но к тому времени из глаз потекли слезы, и ей пришлось утереть их салфеткой. – Все нормально?

– спросил он. – Кажется, да. – Не хотите рассказать мне о нем? Перед ней неожиданно с четкостью ночного кошмара возник образ. Это была старая теннисная ракетка Нормана, видавший виды «Принс» с рукояткой, обмотанной черной лентой. Насколько она помнила, ракетка до сих пор висела дома на стене над лестницей, ведущей в подвал. За первые годы их брака он несколько раз колотил ее ракеткой. Потом, примерно через полгода после выкидыша, произошло нечто гораздо более ужасное. Он изнасиловал ее с помощью ракетки, всунув рукоятку ей в анус. Во время заседаний терапевтического кружка в «Дочерях и сестрах» она поделилась (именно так это называлось, делиться – слово одновременно точное и отвратительное) с остальными женщинами многим из своего семейного «опыта», но об этой маленькой неприятности решила умолчать – о тем, каково ощущать внутри себя обмотанную лентой рукоятку, которую вгоняет в анальный проход оседлавший тебя мужчина, прижав коленями бедра так, что ты не можешь пошевелиться; каково чувствовать, как он наклоняется и говорит, что, если ты и дальше будешь сопротивляться, он разобьет стакан с водой, стоящий на тумбочке возле кровати, и перережет тебе горло. Каково лежать под ним, ощущая запах мятных таблеток в его дыхании и думать, что он вот-вот разорвет тебя на части.

– Нет, – отказалась она, благодарная своему голосу за то, что он не дрожит. – Я не хочу говорить о Нормане. Он обращался со мной плохо и потому я от него ушла. Конец рассказа.

– Вполне исчерпывающее жизнеописание, – заметил он. – И он исчез из жизни навсегда?

– Навсегда.

– Знает ли он об этом? Я спрашиваю потому, что вспоминаю, как вы открыли мне дверь. Вряд ли вы ожидали увидеть представителя церковной общины Всех святых.

– Не знаю, известно ли ему об этом, – призналась она после нескольких секунд раздумий – ибо вопрос показался ей очень уместным. – Вы боитесь его?