Мама опустилась перед старухой на колени, и та надела на ее шею какой-то амулет.
Я обмякла в руках своих сторожей. Что же произошло, пока я была без сознания? Моих родителей схватили, одурманили, заколдовали и теперь заставляют служить жестокой, безжалостной богине с хрустальным голосом и холодным сердцем?..
Луна смотрела на меня с насмешливым торжеством: ну что скажешь теперь, глупая девчонка?.. Что скажешь в свой последний час?..
Мир плыл перед глазами. Сказать мне было совершенно нечего. У меня не оставалось сил, чтобы сопротивляться, – жажда жизни утекала из меня, как вода из разбитого сосуда. Мой мир был разбит на кусочки, его уже никогда не склеить. Мамин браслет выпал из разом ослабевшей руки и покатился по полу. Я следила за ним бессмысленным взглядом.
Оставалась одна единственная надежда, что Сашка все-таки спасся, сумел сбежать и поможет нам…
Наверное, старуха опять прочитала мои мысли, потому что подошла ко мне и взглянула сумасшедшими глазами прямо в лицо.
– Мой внук молодец. Он ловко обманул вас, ведь правда? Мы опасались, что вы о чем-нибудь догадаетесь, поэтому у нас был запасной вариант. Саша. Его задачей было войти к тебе в доверие и в нужный момент привести вас всех сюда, прямиком к нам в руки.
Надежды не осталось. Бледная луна торжествующе смеялась надо мной: глупая девчонка! Глупая маленькая мечтательница!
– Развяжите ее, – велела старуха своим помощницам. – Теперь можно.
Они развязали меня и вынули изо рта кляп. И вправду можно. Всякая мысль о сопротивлении исчезла из моего сознания. Поскорей бы все это закончилось. Не важно, что будет, лишь бы поскорей…
Старуха взяла меня за руку и повела к алтарю, а женщины в белом – и среди них моя мама! – что-то монотонно запели. Эту мелодию, или нечто очень похожее на нее, я слышала прошлой ночью. Она качала меня словно на волнах, в груди было пусто и удивительно спокойно. Наверное, я уже умерла. Остались пустяки – только формальности.
Символы на алтаре вспыхнули ярко-алым и закружились перед глазами в бесконечном хороводе. Я чувствовала, что время остановилось, и сама легла на леденящую поверхность камня. Он был холоден как лед, нет, гораздо холоднее льда. Холод заполнял меня, проникая в кровь, расползался по всему телу. Я закрыла глаза, укачиваемая на волнах монотонной мелодии.
– Сопротивляйся! Не дай ей запугать тебя! Беги! – прорвался вдруг сквозь пение звонкий мальчишеский голос.
Я вздрогнула и открыла глаза. Старуха стояла надо мной с большим ножом в руках, и ее глаза горели нетерпением.
– Пес! Вперед! Взять ее! Беги, Ира! – снова закричал Сашка.
Я скатилась с алтаря, сильно оцарапав обо что-то ногу. Впрочем, что там нога – речь шла о моей жизни!
Старуха, не выпуская из рук нож, бросилась за мной. Но тут ее настигла огромная косматая туша. Верный Сашкин друг, Пес, наскочил на старуху, та отступила, и они вместе, вдвоем, рухнули вниз – в провал, где кипело и бесновалось море.
Старуха закричала. Так отчаянно и громко, что я невольно зажала уши – лишь бы не слышать этого ужасного вопля.
И в тот момент, когда ее крик достиг немыслимых высот и внезапно оборвался, на меня словно обрушилась вся боль и усталость последних дней. Она давила, пригибая к земле, вонзалась в тело тысячью отравленных стрел. Согнувшись от невыносимой боли, я хватала ртом воздух, который вдруг превратился в расплавленный тугой металл. Перед глазами потемнело, и я упала на алтарь, не чувствуя уже больше ничего.
Глава 8
И было утро…
Женский плач…
– Ира! Ира! Ну пожалуйста, пусть только она придет в себя!
Кто-то тормошил меня, растирал виски и уши.
Я открыла глаза. Медленно, словно они были засыпаны песком. Резкий свет солнца ударил прямо по глазам, и я снова сомкнула их. Солнце – мой враг. Я знала это.
– Иришка! Ну что же с тобой! – воскликнул рядом со мной мужской голос. Папин голос.
– Я уже… мне уже… лучше… – прохрипела я. Голосовые связки почти не подчинялись мне. Чтобы говорить, приходилось делать огромное усилие.
– Ирочка! Мы так волновались!
К щеке прикоснулось что-то мокрое. Это мамино лицо, холодное от слез.
Все в порядке. Теперь все будет в порядке.
– Мы уедем отсюда! Сейчас же, и больше никогда не увидим этих ужасных людей! – взахлеб говорила мама.
Я немного приоткрыла глаза. Абрис полной луны на ее лбу смазался, но еще был различим.
– Что случилось? – пробормотала я, уже догадавшись, что жертвоприношение прошло не так, как планировалось. Но, разумеется, все получилось даже лучше…