Ангелы-хранители

— Ладно, — сказала Нора. — Есть здесь другая картинка, которая ассоциируется со скрипкой и кассетником?

На мгновение Эйнштейн остановил взгляд на фотографии кассетника, затем прошел два ряда картинок и остановился у рекламы «Блю Кросс», где доктор в белом халате стоял у кровати, на которой молодая мать держала на руках новорожденного. Доктор и женщина улыбались, а младенец был серьезен и невинен.

Опустившись на четвереньки рядом с ретривером, Нора спросила:

— Это похоже на семью, в которой ты жил?

Пес уставился на нее.

— И в этой семье были отец, мать и маленький ребенок?

Собака продолжала смотреть на нее немигающим взглядом.

Сидя на полу, прислонившись к дивану, Тревис сказал:

— Ребята, мы тут, видимо, имеем дело со случаем реинкарнации. Наверное, старик Эйнштейн был кем-то из этих людей в прошлой жизни.

Нора не посчитала нужным отвечать на эту остроту.

— Ребенком, который играл на скрипке, — не унимался Тревис.

Нора прервала его:

— Ладно. Так у нас ничего не получается. Простое совмещение картинок ничего не дает. Надо придумать способ задавать ему вопросы о картинках и получать ответы.

— Дай ему ручку и бумагу, — посоветовал Тревис.

— Хватит острить, — сказала Нора, раздражаясь на него больше, чем на собаку.

— Сам знаю, что хватит, но выходит-то сплошное идиотство.

Нора задумчиво посмотрела в пол, затем внезапно подняла голову и обратилась к Эйнштейну:

— Ты ведь умная псина. И хочешь это доказать. Приятно же постоянно видеть восхищение и уважение со стороны окружающих. В таком случае сделаем вот что: ты научишься отвечать на мои вопросы просто: «да» или «нет».

Собака выжидательно смотрела на нее.

— Если хочешь сказать «да», повиляй хвостом, — сказала Нора. — Но только когда хочешь ответить утвердительно. Постарайся не делать этого по привычке или от избытка чувств. А когда захочешь сказать «нет» — пролай один раз.

Тревис сказал:

— Два раза будет означать «Я лучше погоняюсь за кошками», а три раза — «Принесите мне пива».

— Ты его не путай, — резко сказала Нора.

— А ему меня путать можно, да?

Но ретривер даже не взглянул на Тревиса. Он не сводил своих больших коричневых глаз с Норы, которая еще раз объяснила ему, как отвечать.

— Ну хорошо, — сказала она. — Давай попробуем. Эйнштейн, ты все понял?

Ретривер вильнул хвостом несколько раз.

— Это он случайно, — заметил Тревис. — Без понятия.

Нора задумалась на мгновение, формулируя вопрос, а потом обратилась к собаке:

— Знаешь, как меня зовут?

Хвост пришел в движение.

— Меня зовут Элен?

Пес тявкнул. Нет.

— Мери?

Нет.

— Нона?

Ретривер закатил кверху глаза, как бы упрекая ее в неверии в его понятливость. Тяв.

— Меня зовут Нора?

Эйнштейн быстро завилял хвостом.

Засмеявшись от восторга, Нора села рядом с Эйнштейном и обняла его за шею.

— Будь я проклят, — сказал Тревис, подползая к ним.

Нора показала на фотографию, которую пес все еще придерживал лапой.

— Ты выбрал эту картинку, потому что она напоминает тебе о твоих прежних хозяевах?

Нет.

Тревис спросил:

— А ты вообще когда-нибудь жил в семье?

Эйнштейн тявкнул.

— Значит, твое внимание привлекла женщина?

Нет.

— Мужчина в белом халате?

Хвост задвигался. Да, да, да.

— Он жил у врача, — предложила Нора. — У ветеринара, наверное.

— Или у ученого, — сказал Тревис, вдруг почувствовав, что нащупал правильную версию.

При слове «ученый» Эйнштейн завилял хвостом.

— Ученый из лаборатории, — сказал Тревис.

Да, да, да.

— Ты — лабораторная собака? — спросила Нора.

Да.

— Подопытное животное, — подсказал Тревис.

Да.

— И поэтому ты такой умный.

Да.

— Потому что над тобой делали опыты.

Да.

У Тревиса заколотилось сердце. Общение состоялось, и не на том весьма приблизительном уровне, на каком оно происходило в тот вечер, когда пес сложил вопросительный знак из галет. Сейчас они могли уже сообщать друг другу вполне конкретные вещи. Сейчас они почти разговаривали — втроем, — и вдруг Тревис понял, что это все меняет. Мир, в котором люди и животные обладают одинаковым интеллектом и живут наравне, имеют равные права, испытывают похожие надежды и видят похожие сны, уже не может оставаться прежним. Конечно, скорее всего это — преувеличение. Не всем животным дарованы человеческое сознание и умственные способности, а всего лишь одной собаке; экспериментальному животному, возможно, единственному в своем роде. Но... Господи! Господи! Тревис с благоговением смотрел на ретривера, и по спине у него побежал холодок — но не от страха, а от встречи с неведомым.