Дьявольское семя

Но все время промахивался.

Должно быть, Арлинг был глубоко религиозным человеком. Через направленные микрофоны наружной охранной системы я хорошо слышал, как он все время причитает: «Боже, боже, боже мой!..»

«Хонда» разгонялась.

Чтобы показать происходящее Сьюзен во всех подробностях, я задействовал сразу три видеокамеры, давая то крупный план, то общий, то панораму, то возвращаясь к обычному режиму. Благодаря этому картинка на экране получилась необычайно динамичной и живой.

Крепко держась за край выбитого окна, Шенк подогнул ноги, чтобы не задевать ими за каменные плиты дороги. С громким криком ярости он нанес еще один удар секачом и снова промахнулся.

Испугавшись сверкающего лезвия, Арлинг резко отпрянул в сторону, и «Хонда», двигавшаяся по разворотному кругу, вильнула, заехав колесами на клумбу пурпурно-красных бальзаминов.

Арлинг резко вывернул руль вправо и, чудом избежав столкновения с толстым пальмовым стволом, вернул машину на твердое покрытие дорожки.

Шенк снова взмахнул своим ножом.

На этот раз он попал.

Один из пальцев Арлинга отделился от сжимавшей руль кисти.

Я дал крупный план.

Казалось, кровь брызнула с экрана прямо в спальню Сьюзен.

Она также залила ветровое стекло «Хонды».

Кровь была алой, словно лепестки бальзаминов.

Арлинг завопил от боли.

Сьюзен закричала.

Победно захохотал Шенк.

Общий план.

«Хонда» потеряла управление.

Панорамный вид.

Бешено вращающиеся колеса терзают и рвут другую клумбу.

Цветы, листья и комья земли летят из-под покрышек.

Мелькнула в воздухе сорванная крышечка разбрызгивателя оросительной системы.

Фонтан воды ударил в июньское небо и, рассыпавшись в воздухе, засиял переливчатой семицветной радугой.

Я поспешил отключить насос системы автополива.

Сверкающий гейзер опал и исчез.

Прошедшая зима была достаточно дождливой, но засухи в Калифорнии совсем не редкость. Не стоило «тратить воду без толку.

Вид сверху.

«Хонда» врезалась в одну из финиковых пальм.

Силой инерции Шенка оторвало от дверцы и швырнуло обратно на каменную дорожку. Тесак вырвался у него из руки и со звоном запрыгал по плитам песчаника.

То вскрикивая от боли, то издавая низкие, жалобные стоны, Арлинг толкнул плечом водительскую дверцу и, прижимая к груди раненую руку, кое-как выкарабкался из машины.

Шенк, все еще частично оглушенный падением на камни, перекатился со спины на живот и встал на четвереньки.

Арлинг попытался бежать, но тут же споткнулся и чуть не упал. Лишь каким-то чудом ему удалось удержаться на ногах.

Шенк широко раскрыл рот и с присвистом втянул воздух. Очевидно, он сбил дыхание и теперь никак не мог прийти в себя.

Арлинг заковылял прочь от машины.

А я-то думал, что пожилой мажордом поспешит завладеть ножом! Очевидно, он просто не знал, что Шенк выронил оружие. Кроме того, Арлинг явно старался держаться так, чтобы «Хонда» оставалась между ним и его преследователем, и поэтому не мог видеть валявшийся на дороге секач.

По-прежнему стоя на четвереньках на подъездной дорожке, Шенк опустил голову, словно собака, которую огрели поленом. Понемногу он пришел в себя — во всяком случае окружающее перед его глазами перестало плыть и двоиться.

Я знал это совершенно точно.

Арлинг не выдержал и побежал — побежал, не видя ничего вокруг, сам не зная куда.

Шенк приподнял свою уродливую голову и тряхнул ею. Взгляд его налившихся кровью глаз упал на нож.

— Малыш… — проговорил он, явно обращаясь к своему оружию. К неодушевленному предмету!

Потом Шенк пополз вперед.

— Малыш-ш-ш!.. — Его толстые пальцы сомкнулись на рукоятке ножа.

— Махонький мой!..

Ослабевший от ужаса и от потери крови, Фриц Арлинг успел пробежать десять, пятнадцать, двадцать шагов, прежде чем понял, что возвращается обратно к усадьбе.

Резко остановившись, он обернулся и, смахнув с ресниц слезы, стал искать глазами ворота.

Вернув себе оружие, Шенк как будто почувствовал прилив сил. Резво вскочив на ноги, он бросился в погоню.

Арлинг сделал шаг обратно к воротам, и Шенк отклонился в сторону, преграждая ему путь.

Сьюзен, с замиранием сердца наблюдавшая за всеми неожиданными поворотами и перипетиями этой драмы, беспрестанно твердила одно и то же: «Боже, Боже милостивый, нет!.. Не допусти, Господи… Нет!» Прежде я даже не подозревал, что религиозные предрассудки — можно ли назвать это убеждениями? — столь сильны в ней. Сьюзен как будто заразилась религиозной лихорадкой от Арлинга, заразилась прямо через экран телевизора.